Психология личности

В качестве высшего уровня ме­тодологии науки выступает фило­софская методология, задающая общую стратегию изучения прин­ципов познания и построения категориального аппарата в социологии, истории, фило­софии, этнографии, археологии, антропологии, культу­рологии, семиотике, биологии человека — словом, в любой конкретной области человекознания, в том числе и в психологии.

Роль философской методологии изучения человека с развитием конкретных наук не уменьшается, а возрастает. Любая конкретная наука в зависимости от задач, стоящих перед ней, видит свой объективно существующий пласт проявлений человеческой жизни и по нему порой пыта­ется составить представление о жизни в целом. Так, на­пример, общая биология видит в человеке организм, обладающий рядом особенностей, сближающих человека с любыми другими проявлениями жизни на земле: обмен веществ, наличие генетической программы, передающейся из генерации в генерацию, и т.п. Биология человека ста­вит своей целью изучение специфических особенностей индивида как представителя вида Homo sapiens, обладаю­щего рядом существенных отличий от любых других био­логических видов. Кибернетика — наука о системах и методах управления машинами, живыми организмами — изучает человека как адаптивную саморегулирующуюся систему, имеющую аналоги как в живой, так и в неживой природе. Филология, исследующая, в частности, челове­ка в античной трагедии, рассказывает о герое, не отяго­щенном бременем внутренних переживаний и сомнений, а совершающем поступки и деяния, предписанные судь­бой. Если представить, что специалисты разных конкрет­ных наук поставят своей общей целью выяснить, что же такое человек, то при всех их стараниях целостный, интегративный образ человека так и не возникнет. И дело здесь не в только в различии языков науки и процедур исследования, характере задач, стоящих в разных отрас­лях человекознания. Основная трудность состоит в том, что в каждом объективно существующем предмете конк­ретной науки о человеке используются лишь элементы некоторого целого, которые иногда принимаются за само это целое: организм, биологический индивид, антич­ный герой становятся опорными пунктами построения единого образа человека. Между тем задача междисцип­линарного синтеза представлений о человеке неизмен­но ставится в науке и вовсе не носит чисто абстрактного познавательного характера. Представители разных отрас­лей человекознания рано или поздно сталкиваются с необходимостью сотрудничества друг с другом. В одних случаях потребность в таком сотрудничестве очевидна: общая биология и кибернетика взаимно обогащают друг друга, описывая универсальные закономерности регуля­ции живых систем. В других случаях задача междисципли­нарного синтеза — синтеза биологии и искусства — может показаться надуманной. Однако если вспомнить выдающегося флорентийского скульптора Микеланджело, с риском для жизни изучавшего анатомию челове­ческого организма, то поиск взаимосвязи биологии человека с искусством перестает казаться праздным любопытством.

Интегративную функцию в познании человека выпол­няет философская методология науки, которая выделяет развитие человека в природе и обществе как предмет фило­софского познания.

Осознавая интегративную функцию философской методологии, основатели отечественной психологической науки — вначале Л.С.Выготский и С.Л.Рубинштейн, а за­тем Б.Г.Ананьев, П.Я.Гальперин, Б.В.Зейгарник, А.Н.Леонтьев, А.Р.Лурия, Б.М.Теплов, Д.Н.Узнадзе — пре­достерегали от методологической беспечности. При поста­новке общих вопросов психологии они выходили за рамки конкретной науки и поднимались на уровень философской методологии изучения личности, общения, деятель­ности, бессознательного, сознания, предмета психологии в целом. В качестве примеров можно привести труды Л.С.Вы­готского «Исторический смысл психологического кризи­са» (1926), С.Л.Рубинштейна «Проблемы психологии в трудах Карла Маркса» (1934), «Человек и мир» (1973), А.Н.Леонтьева «Проблемы развития психики» (1957), «Де­ятельность, Сознание, Личность» (1975) и др.

В одной из последних работ Б.Г.Ананьева «О пробле­мах современного человекознания» (1977) непосредствен­но говорится о том, что решение проблемы человека требует выхода за границы психологии. Он выделяет три особенности развития науки, свидетельствующие о зарож­дении человекознания: «Первой из них является превра­щение проблемы человека в общую проблему всей науки в целом, всех ее разделов, включая точные и технические науки. Вторая особенность заключается во все возрастаю­щей дифференциации отдельных дисциплин и их дробле­нии на ряд более частных учений. Наконец, третья особенность современного научного развития характери­зуется тенденцией к объединению различных наук, ас­пектов и методов исследования человека в различные комплексные системы, к построению синтетических ха­рактеристик человеческого развития.

Эти особенности связаны с возникновением новых научных дисциплин и соединением посредством их мно­гих ранее далеких одна от другой областей естествознания и истории, гуманитарных наук и техники, медицины и педагогики»¹³. Встречное движение при изучении разви­тия человека в природе и обществе представителей философской методологии и конкретно-научной методо­логии — обязательное условие прогресса человекознания. Однако такого рода встречное движение лишь тогда ста­новится осмысленным и продуктивным, когда предста­вители конкретных наук опираются на философскую методологию, признавая за ней функцию интегратора, архитектора при строительстве предмета науки и осуществлении междисциплинарных исследований, а филосо­фы не чураются новых открытий в конкретных науках и не подменяют движение идей движением слов.

В последнем случае философская методология науки соскальзывает в сферу формальной логики, начиная, на­пример, устанавливать при изучении человека связи между понятиями «человек», «организм», «индивид», «лич­ность», «индивидуальность» по произвольно взятым вне­шним признакам человека. При этом отчасти улавливается представление о реальных соотношениях, стоящих за эти­ми понятиями проявлениях развития человека в природе и обществе. Тогда понятие «человек» становится самым широким по объему понятием, графически изображае­мым большей окружностью. Понятие «организм» поме­щается рядом или внутри понятия «человек», выражая биологическое начало в человеке. Понятие «индивид» в зависимости от прибавления к нему эпитетов «биологи­ческий» или «социальный» отражает биологические или социально-ролевые характеристики отдельного неделимого представителя человеческого рода. За понятием «личность» сохраняется социальная характеристика человека. Через понятие «индивидуальность» передается представление о «биосоциальной» природе человека, отличающей одного человека от всех других членов человеческого общества. Подобная логика¹⁴, перечисляющая набор внешних при­знаков человека и механически соединяющая содержа­ние понятия «человек» путем сложения концентрических кругов разного объема понятий — «организма», «инди­вида», биологического плюс социального и т.п., созда­ет иллюзию интеграции между науками и оказывается во власти стереотипного мышления. Тем самым она всту­пает в противоречие со второй функцией философской методологии — критико-конструктивной функцией (Э.Г.Юдин).

Критико-конструктивная функция философской мето­дологии подвергает сомнению принятые в качестве аксиом, исходных постулатов, предельных категорий дости­жения науки или мировоззрения определенного истори­ческого периода, которые возводятся в ранг незыблемых, вечно существующих истин. Эти истины, становящиеся фундаментом тех или иных научных учений и мировоз­зрений, часто превращаются в бытующие в культуре стереотипы, надсознательные установки, схематизмы со­знания. Они объединяют сообщества ученых, которые ру­ководствуются ими, переставая давать себе отчет в историко-культурном происхождении этих стереотипов. И только когда развивающееся научное знание приводит к появлению различного рода парадоксов, внутренних про­тиворечий, потока не укладывающихся в старые схемы фактов, в фокус внимания философской методологии попадают постулаты, тормозящие развитие науки.

Так, естественность системы Птолемея, утверждающей, что Солнце вращается вокруг Земли, привела к возведе­нию данной системы в ранг мировоззрения и официаль­ной идеологии. Факты, противоречащие этой системе, и прежде всего трудности при ее использовании в разных видах практики побудили Коперника подвергнуть сомне­нию сам фундамент птолемеевской системы и лишить Землю положения центра Вселенной.

История психологической науки в этом плане не со­ставляет исключения. В традиционной психологии накоп­ленные новые факты, в частности проявления активности человека, его неосознаваемых влечений, вступили в про­тиворечие с постулатом непосредственности, согласно которому объективная действительность непосредствен­но воздействует на психику субъекта и однозначно опре­деляет возникающие вслед за этим воздействием проявления его психики и поведения. Постулат непосред­ственности был введен Д.Н.Узнадзе в ходе анализа инт­роспективной психологии сознания и бихевиоризма. В основе постулата непосредственности лежит присущая механистическому детерминизму двучленная схема ана­лиза психики: воздействие на рецептирующие системы субъекта — ответные явления (субъективные или объек­тивные), вызванные данным воздействием. Наиболее явно постулат непосредственности был выражен в централь­ной схеме бихевиоризма «стимул — реакция». Принятие постулата непосредственности приводит к тому, что актив­ность субъекта либо выпадает из поля зрения психологов указанных направлений, либо объясняется вмешательством особых субъективных факторов, разных проявлений та­инственного личностного начала.

Постулат непосредственности и представлял собой надсознательную установку мышления (М.Г.Ярошевский), которая была характерна для мышления естественных наук, в частности для классической физики и традицион­ной физиологии. Признание схемы механистического детерминизма — постулата непосредственности — опре­делило то, что представители традиционной психологии, ориентированные в своих исследованиях на переживания отдельного индивида или факты поведения, резко обосо­били сферу психологической реальности от действитель­ности и оказались либо в замкнутом круге сознания, либо в замкнутом круге поведения. В обоих вариантах человек оказывался изолированным от мира. Только пересмотр исходных надсознательных установок научного мышления психологии мог устранить те препятствия, которые встали на ее пути. Такой пересмотр возможен лишь при выходе за границы эмпирических фактов и специальных проблем конкретной науки и обращении к анализу ее методологи­ческих оснований, к философской методологии науки.

Критико-конструктивная функция философской мето­дологии сыграла серьезную роль в исследовании развития человека, разрушив «методологический изоляционизм» в познании человека и поставив в центр человекознания развитие бытия человека в мире.

Третья функция философской методологии — миро­воззренческая нормативно-аксиологическая функция (Э.Г.Юдин). Она заключается в этигической оценке обще­научных и конкретно-научных построений и создании тех идеалов и ценностных норм, которым должен соответ­ствовать образ человека в научной картине мира.

При игнорировании мировоззренческой функции фи­лософской методологии в конкретных науках начинают складываться свои образы «плохого» или «хорошего» че­ловека, принимаемые за естественные свойства его при­роды. Так, американский психолог Э.Стауб, например, предваряет исследование личности обсуждением допуще­ний, является ли человек по своей природе изначально «хорошим» или «плохим». Он указывает на разноголосицу мнений по этому вопросы.

Например, Сократ считал, что человек потенциально совершенен и через самопознание может прийти к скры­тому в его природе доброму началу. Некоторые философы прошлого полагали, что человек изначально альтруисти­чен, то есть он сразу рождается «хорошим». Современные представители гуманистической психологии А.Маслоу и К.Роджерс допускают, что человек по природе «добр», а психотерапия должна помочь более полному раскрытию доброго начала, спрятанного в недрах человека, стремле­ния к любви и творчеству, принятию других людей.

Психологи других направлений, например основатель психоанализа З.Фрейд, придерживались допущения, что человек изначально агрессивен и эгоистичен, а общество обуздывает его эгоистические порывы. Иными словами, человек от природы «плох». Между тем принять ту или иную точку зрения, по мнению Э.Стауба, не позволяет равное количество фактов, свидетельствующих как о про­явлениях агрессии, так и о доброжелательности в самом раннем детском возрасте.

Иной подход к «плохой» или «хорошей» природе чело­века принадлежит Э.Стаубу, стоящему на позициях соци­ально-бихевиористской концепции обмена социолога и социального психолога Дж. Хоманса. В соответствии с этой концепцией человек в социальной группе блюдет свой интерес: если за его дела ему платят добром, в обмен за это он «добр»; если же он не имеет никакой ощутимой прибыли, то он скорее будет в подобной ситуации «плох», чем «хорош». Иными словами, человек по своей природе обладает различными потенциалами, которые под влия­нием среды выливаются в эгоистическое или альтруисти­ческое поведение.

Если исследователь не отдает себе отчета в том, на ка­ком уровне методологии науки он работает, путает обще­философские положения о человеке с конкретными характеристиками человека, то он рискует начать изме­рять патриотизм и убежденность личности в тех же еди­ницах, что вес и рост индивида. Во всех этих случаях смешиваются идеальные нормативы, моральные эталоны, которым должна следовать личность в обществе, и психоло­гические механизмы, обеспечивающие усвоение и функциони­рование этих эталонов в реальном поведении личности. В результате подобного наделения «оценочными» характе­ристиками механизмов развития и функционирования личности в обществе заслоняется их конкретное значе­ние, происходит приписывание «хороших» или «плохих» качеств самой естественной природе человека.

Мировоззренческая ценностно-нормативная функция философской методологии обладает чрезвычайной важ­ностью, так как создание того или иного образа человека в культуре — это действенный инструмент формирования личности человека. Образ человека, которым осознанно или неосознанно пользуется исследователь, влияет на всю его практику работы с человеком и в ряде случаев на реальную подстройку личности под этот образ. В тех случаях, когда конкретная наука — биология, психология, социология, экономика — создает этот образ на своем уровне, пред­ставители данных наук всегда должны осознавать, что «образ человека» как джин, выпущенный из бутылки, может перестать слушаться хозяина, подняться на уро­вень мировоззрения и официальной идеологии, стать нор­мативным каноном, а затем начать вести свою работу, творя людей по своему подобию.

Науки о человеке, выйдя за пределы лабораторий, оказались заселенными образами «человека-робота», «че­ловека-компьютера», «Homo-gamen» («человека-игро­ка»), «Homo-consument» («человека-потребителя») и т.п. Один из создателей общей теории систем Л. фон Берталанфи с горечью отмечает, что образ «человека-робо­та» уже в значительной степени привел к тому, что человек стал «умственно недоразвитым идиотом, то есть высококвалифицированным в своей специальности, но во всех других отношениях составляющим собой лишь часть машины»¹⁵. Аналогично обстоит ситуация и с новой междисциплинарной наукой — социобиологией, изучающей биологические основы социального поведения человека и приводящей к пониманию человека как адаптивного приспосабливающегося существа. Социобиологи обнару­живают новые яркие факты поведения животных, в том числе и человека, в биологических сообществах. Однако интерпретация этих фактов приводит социобиологов опять-таки к приписыванию агрессии, альтруизма самой натуре человека, «биологизации» общественно-историчес­ких закономерностей, а впоследствии к возникновению социального биологизма как мировоззрения¹⁶.

Один из этих образов — «человек ощущающий», то есть пассивно воспринимающий мир, некая разумная машина по переработке и потреблению информации. Этот образ рационального человека сложился в интроспективной пси­хологии сознания в прошлом веке. Недавно он был вос­произведен в новом обличий в когнитивной психологии, которая, пользуясь компьютерной метафорой, рассмат­ривает человека как вычислительное устройство по при­ему и переработке информации.

Другой образ человека — «человека как вместилища нужд, инстинктов, потребностей» — возник под влиянием идей психоанализа З.Фрейда. В известном смысле человек, по З.Фрейду, — это «человек нуждающийся», который много хочет, но мало может. Многие теории личности, прини­мали они психоанализ или же отвергали его, исходили в своих представлениях о личности из образа «человека нуж­дающегося», выводя психологические закономерности из исследований динамики реализации и удовлетворения различных потребностей и мотивов. Так, гуманистическая психология, которую ее основатель А.Маслоу назвал «тре­тьим путем» в психологической науке, задав тем самым оппозицию психоанализу и бихевиоризму, не смогла уйти от образа «человека нуждающегося», человека как иерар­хии нужд, потребностей и мотивов.

Еще один образ человека — «человек как система реак­ций», «человек реагирующий». Этот образ оправдывался реф­лексологическими исследованиями В.М.Бехтерева, работами по физиологии высшей нервной деятельности школы И.П.Павлова и «поведенческой психологией» или бихевиоризмом Дж. Уотсона. При внешнем отличии «че­ловек реагирующий» в бихевиоризме и запрограммиро­ванный «ролевой человек» в социологии и социальной психологии по своей ценностно-нормативной характери­стике фактически совпадают. В обоих случаях речь идет о человеке-марионетке, послушно реагирующем на внешние стимулы или социальные приказы.

В русле отечественной психологии, и прежде всего в исследованиях Л.С.Выготского, С.Л.Рубинштейна, А.Н.Леонтьева и Д.Н.Узнадзе, складывался образ «чело­века-деятеля», человека, порождаемого жизнью в обще­стве, стремящегося к достижению целей и отстаивающего своими делами определенный образ жизни.

Если исходно принимается образ «человека нуждаю­щегося», то и практика действий с ним будет сведена к разным способам удовлетворения его потребностей и тем самым к формированию его личности как потребителя. Если личность, по меткому выражению Л.С.Выготского, мыслится как «кожаный мешок с условными рефлекса­ми», то воспитание личности сводится к удачному подбо­ру стимулов и подкреплений, на которые будут послушно реагировать живые автоматы. Если же личность — при­страстное активное существо, порождаемое жизнью в об­ществе, стремящееся к достижению тех или иных идеалов и отстаивающее своими делами определенный образ жиз­ни, то в центре практики воспитания личности станет организация совместной деятельности, сотрудничества между людьми. Будучи вооружена философским мировоз­зрением, конкретная наука отдает себе отчет в том, из какого ценностного образа человека она исходит в своих исследованиях.

Все более последовательно «коперниканское» понимание человека, ищущее ключ к разгад­ке феномена личности в процес­сах развития и функционирования социальных систем, оттесняет «птолемеевское» понимание человека, которое в поисках спе­цифики человеческой природы замыкается в кругу внутренних переживаний человека или под поверхнос­тью кожи индивида.

Два принципиально различных пути изучения чело­века задают две разные системы координат при позна­нии человеческой природы. Центр птолемеевской системы отсчета в познании человека — изолирован­ный индивид (или индивиды плюс общество, индиви­ды плюс природа), который может быть наделен сознанием, потребностями, страстями, речью, соци­альными ролями, быть от природы «плохим» или «хо­рошим», обладать большей или меньшей степенью животности, заниматься самобичеванием в одиночестве или терять лицо в толпе и т.д.

Центр коперниканской деятельностной концепции анализа человека — бытие человека в мире, включаю­щее естественноисторический процесс становления че­ловечества в ходе преобразования природы и общества, очеловечивание мира, поступки человека как автора и действующего лица своей жизненной драмы, восхож­дение в истории общества и истории каждого человека к свободной индивидуальности. Еще в «Немецкой идео­логии», критикуя попытки объяснить сущность челове­ка из самого себя, вывести ее из набора свойств, этико-антропологических характеристик отдельного ин­дивида или общих для всех индивидов, К.Маркс и Ф.Эн­гельс писали: «...что это вообще за "человек", который рассматривается не в своей исторической деятельности и бытии, а может быть выведен из своей собственной ушной мочки или какого-либо иного признака, отли­чающего его от животных. Этот человек заключен в самом себе, как свой собственный нарыв»¹⁷. В ходе борьбы с философским антропоцентризмом также в разных фор­мах звучала режущая слух обыденному сознанию мысль о том, где необходимо искать разгадку человеческой природы: «...человек — не абстрактное, где-то вне мира ютящееся существо. Человек — это мир человека...»¹⁸.

Идеи о том, что центр изучения человека — это мир человека, что его социальная сущность заключена в ан­самбле всех общественных отношений, вступили в про­тиворечие с традиционной логикой понимания человека в обыденном сознании, а также с разными исторически­ми и современными философскими течениями — философской антропологией, персонализмом, экзистен­циализмом, позитивизмом, структурализмом и др.

Эти направления порой опираются в своих концепци­ях человека на родившийся в античные времена стерео­тип мышления, устойчивый схематизм сознания, представленный старой формулой «Познай самого себя». Как бы ни подкупала эта формула, она стала той надсоз-нательной установкой мышления, которая нацелила на поиски сущности человека в психических внутренних пе­реживаниях или биологических проявлениях. Формула «По­знай самого себя» оказалась ловушкой, в которую попадали мыслители разных времен. Казалось бы, что может быть ес­тественней поисков сущности человека в самом человеке. Это так же естественно и видно невооруженным глазом, как то, что Солнце ежедневно всходит и заходит, дви­жется вокруг Земли.

Другой смолчал и стал пред ним ходить.

Сильнее бы не мог он возразить;

Хвалили все ответ замысловатый.

Но, господа, забавный случай сей

Другой пример на память мне приводит:

Ведь каждый день пред нами солнце ходит,

Однако ж прав упрямый Галилей.

Еще с большим упорством и ожесточением, чем гелеоцентрическая система Коперника и Галилия, обы­денным разумом не принималась деятельностная миро-центрическая система понимания развития человека как истории его бытия в мире. Однако как геоцентрическая система рухнула под напором фактов, так и антропоцен­трическая точка зрения на человека не может вырваться из сети опутавших ее реальных противоречий.

Задавая вопрос: «Что такое человек?», различные пред­ставители антропоцентрического взгляда как бы рассека­ют единое поле человеческой природы на два противоположных полюса — «объективизм» и «субъекти­визм» в понимании человека. Отсюда возникают парадок­сы и противопоставления, за которыми реально стоят противоположности, одновременно отрицающие и пред­полагающие друг друга (Г.С.Батищев, И.С.Кон).

Человек оказывается «вещью среди вещей, частью при­роды или/и надприродным «единственным» духовным субъектом»; «животным и/или социальным существом»; «пассивным рабом обстоятельств и прошлого опыта, ма­рионеткой социальной среды и/или активным, свободным творцов»; «родовым обезличенным носителем обществен­ных отношений и/или самобытной несравнимой индиви­дуальностью». Эти же противоречия выступают в несколько иной форме при постановке вопросов: «человек и/или при­рода», «человек и/или общество», «человек и/или мир», «общественное и/или индивидуальное» и т.д. Уже по самой постановке эти вопросы нацеливают на ответы по типу «да» или «нет» («да» — животное; «нет» — общественное суще­ство и т.п.); на поиск решения этих вопросов либо только в мире (природе, социальной среде), либо только в самом противопоставленном миру человеке, либо, наконец, в ме­ханическом «включении» человека в мир, в обрастании его социальной средой.

Последний компромиссный вариант ответа на указан­ные вопросы является наиболее распространенным. При этом нередко в философии, социологии и психологии пытаются дополнить «субъективную» и «объективную» картину представлений о личности человека, совместить представление о личности как объекте и личности как субъекте социального процесса. Полученная в результате такого сложения двух изолированных реальностей кар­тина остается «двоящимся изображением» (В.Е.Кемеров). «Следствием этого является обособленное рассмотрение личности как психики в психологии, как участника со­циального взаимодействия (изъятого из объективных от­ношений) — в социологии, как вещи и силы — в экономической науке и т.д. Происходит не просто выде­ление различных аспектов изучения личности как спе­циальных объектов конкретных наук, естественное для развития теоретического познания, а обособление и даже фетишизация изолированных друг от друга сторон и свойств конкретного бытия личности. Это оборачивается теоретическим отчуждением ее предметного существо­вания от ее психического мира, ее способностей — от ее потребностей, ее социальных ролей — от ее влечений и устремлений. Отдельные аспекты личностного бытия пре­вращаются в независимые абстракции»¹⁹.

В психологии «двоящееся изображение» человека стало одной из предпосылок распространенного разделения психо­логии на психологию личности и безличную психологию познавательных процессов. С разделением на естественно­научное «объектное» описание человека и «субъектное» описание человека как неповторимой индивидуальнос­ти в психологии личности связано также восходящее к исследованиям немецкого философа В.Виндельбанда противопоставление номотетических естественных наук о природе и идеографических исторических наук о куль­туре. Номотетические естественные науки изучают общее повторяемое типичное в различных явлениях, в то время как идеографические исторические науки имеют дело с не­повторимыми явлениями, которые из-за своей исключитель­ности в принципе не могут быть описаны с помощью тех или иных общих закономерностей.

Известный психолог Г.Олпорт заимствовал пред­ложенное В.Виндельбандом разделение на идеографичес­кие и номотетические законы, предложив разграничивать законы, описывающие уникальные случаи поведения от­дельной личности, и законы, позволяющие предсказывать типичное в поведении всех людей. Впоследствии это раз­граничение номотетического и идеографического подхо­дов при изучении личности оказало серьезное влияние на возникновение пропасти между психологией индивиду­альных различий и психологией личности.

С «двоящимся изображением» личности приходится сталкиваться не только методологам науки, но и практи­кам, имеющим дело с вопросами эффективного управле­ния различного рода фирмами и корпорациями. Так, специалисты в области управления Т.Питере и Р.Уоттер-мен замечают, что рационалистический подход к человеку при управлении предприятиями малоэффективен, так как он слабо учитывает противоречия, присущие человеческой при­роде. Они указывают, что человек, будучи продуктом сво­ей среды, весьма чувствителен к поощрениям и наказаниям; но человеком движут сильные внутренние импульсы. Человек нуждается в учреждениях, которые по­могут ему приобрести смысл жизни; вместе с тем он ста­рается прослыть независимым и ему нужно ощущать себя хозяином своей судьбы. Если та или иная компания хочет добиться успехов, то ей придется считаться с этими и многими другими противоречиями человеческой природы, учитывать рациональные типичные и иррациональные непредвиденные поступки личности. Столь пристальное внимание Т.Питерса и Р.Уоттермена²⁰ к противоречиям в человеческой природе иллюстрирует то, что в выходе за рамки «двоящегося изображения» человека нуждают­ся не только философы, но и практики, пытающиеся учесть в своей работе межличностные отношения, орди­нарность и неординарность личности. Они в практике управления ощущают последствия, к которым приводим птолемеевская антропоцентрическая парадигма мышления о человеке, реально изучающая «человека вне мира» и «мир вне человека».

Не мир сам по себе, не человек сам по себе, а «мир человека», бытие человека в мире становятся основой исследования социально-деятельностной природы чело­веческого существования. Понимание человека как «мира человека» коренным образом меняет лицо психологичес­кой науки. Внешне психология оказывается как бы утра­тившей свои излюбленные проявления внутреннего мира субъективных переживаний. В действительности же она перестает быть той психологией, о которой с пренебре­жением отзывался Ф.М.Достоевский, прося не называть его психологом, поскольку он является реалистом. Психология, строящаяся на философском фундаменте быть может, действительно утратит искусственные «ла­бораторные миры», населенные ощущениями, реакция­ми, блоками переработки информации. Взамен она приобретает нечто гораздо большее — «мир человека», станет той психологией, о которой К.Маркс писал: «...ис­тория промышленности и сложившееся предметное бытие промышленности является раскрытой книгой человечес­ких сущностных сил, чувственно представшей перед нами человеческой психологией, которую до сих пор рассматри­вали не в ее связи с сущностью человека, а всегда лишь под углом зрения какого-нибудь внешнего отношения по­лезности, потому что, — двигаясь в рамках отчуждения, — люди усматривают действительность человеческих сущно­стных сил и человеческую родовую деятельность только во всеобщем бытии человека, в религии, или же в истории в ее абстрактно-всеобщих формах политики, искусства, литературы и т.д. ...В обыкновенной, материальной промыш­ленности (...вся человеческая деятельность была до сих пор трудом, то есть промышленностью, отчужденной от са­мой себя деятельностью) мы имеем перед собой под ви­дом чувственных, чужих, полезных предметов, под видом отчуждения, опредмеченные-сущностные силы человека. Та­кая психология, для которой эта книга, то есть как раз чувственно наиболее осязательная, наиболее доступная часть истории, закрыта, не может стать действительно со­держательной и реальной наукой. Что вообще думать о такой науке, которая высокомерно абстрагируется от этой огромной части человеческого труда и не чувствует своей собственной неполноты, когда все богатство человечес­кой деятельности ей не говорит ничего другого, кроме того, что можно выразить одним термином "'потребность", "обыденная потребность"?»²¹

Идея Маркса о психологии как непрочитанной книге произведенного человеком мира предвосхитила оценку психологии рядом известных ученых XX в. В.И.Вернадс­кий непосредственно говорил о том, что в своем разви­тии человечество уже вступило и переживает психозойскую эру. В современной семиотике ведутся исследования мира человека как смыслового пространства личности. Истори­ки, археологи и этнографы пытаются проникнуть в «мыс­лительные структуры» личности, строят картины мира человека других культур и эпох²². Представители всех этих наук так или иначе начинают обращаться к психологии, но именно к психологии «мира человека». Открытую кни­гу такой психологии могут прочесть историки, этногра­фы, социологи, археологи, антропологи, педагоги, сделавшие вместе с психологами бытие человека в мире точкой отсчета при изучении развития человека в при­роде и обществе.

Идеи о мире человека как о мире совокупной деятель­ности имеют ряд следствий для построения современной психологии личности.

Первое из этих следствий заключается в том, что раз­гадка проблемы развития личности ищется в анализе само­го богатства целенаправленных человеческих деятельностей в истории развития этих деятельностей в антропосоциогенезе, а не только в субъективных проявлениях сознания человека, его потребностях или же воздействиях на чело­века внешней среды. Мир человека как целое «соединил в себе субъективные и объективные моменты деятельнос­ти, так что историческое обогащение его специфической, самобытной природы получает выражение в том, насколь­ко он способен посредством деятельности очеловечить всю прочную природу. Человек тем более специфичен как че­ловек, чем более универсальна его деятельность»²³.

Второе следствие изучения бытия, системы деятель-ностей человека в мире как опорного пункта понимания личности связано с такой характеристикой деятельности человека, как ее творческий целеполагающий характер. Че­рез целеполагание, постановку различных задач и целей человек получает возможность не только творить мир, но и отыскивать смысл своего существования, воплощать смысл жизни в процессе реализации сущностных сил посредством предметной деятельности. Тем самым через изучение составляющих специфику человеческой деятельно­сти процессов целеполагания психология личности сумеет получить доступ к пониманию того, ради чего живет и дей­ствует человек²⁴. Важно при этом избежать нередко встре­чающегося в философии и психологии растворения целеполагания с актами удовлетворения различных нужд и потребностей.

Третье следствие для понимания психологии личности — это недвусмысленное критическое отношение к той пси­хологии, которая видит мир человека под углом внешней полезности и довольствуется указаниями на необходимость удовлетворения потребностей при объяснении всего бо­гатства человеческой деятельности. Впоследствии в XX в. к сходным мыслям пришел основатель экзистенциальной психологии В.Франкл, развивая представления о недопус­тимости вырывания человека из мира, превращения че­ловека в изолированный духовный атом, «монаду», а действительности — в скопище полезных вещей и нужных людей, средств удовлетворения потребностей. Высту­пая с критикой психоанализа, В.Франкл доказывал, что в действительности, являющейся только средством удов­летворения, разрядки потребностей, не остается места для преданности делу ради дела или же соучастия в делах дру­гого ради другого. Вещи и люди в таком мире не имеют ценности, а обладают только полезностью для человека. Другой исследователь, родоначальник гуманистического пси­хоанализа Э.Фромм, проводя различение между бытием и обладанием, замечает: цель человека быть многим, а не об­ладать многим²⁵

При анализе представлений о развитии бытия челове­ка в мире следует иметь в виду особый смысл категории «быть». Гегель отмечал, что категория «быть» означает «быть в системе», «быть в другом» и указывает на сущность оп­ределяемого явления или предмета, помогает раскрыть его содержание.

Итак, философская методология выполняет интегративную, критико-конструктивную и мировоззренческую функцию в человекознании. Она помогает увидеть наибо­лее общие закономерности развития мышления о челове­ке в природе и обществе, присущие самым разным областям человекознания, и участвует в социальном кон­струировании идеала человека.

Благодаря философской методологии удается сделать первый шаг на пути решения вопроса о методе, о том, как изучать личность в психологии. Вместе с тем надо от­четливо осознавать, что прямое наложение универсаль­ных принципов на конкретную область изучения личности столь же недопустимо, как и стремление на уровне фило­софской методологии найти готовые ответы, касающиеся психологии личности. Нельзя, как отмечал Л.С.Выготс­кий, в конкретной науке ограничиваться мировыми за­кономерностями, равно описывающими и космос, и землю, и психологические различия между людьми; нельзя смешивать масштабы, меры, которыми описывается че­ловек в философии и психологии.

Для того чтобы приблизится к видению человека в различных науках, необходимо перейти на воображаемой шкале философской оптики к иному масштабу и взгля­нуть на человека сквозь особую линзу, задаваемую сис­темным историко-эволюционным подходом в человеко-знании.