Психология личности

А Н Леонтьев

(предисловие ко второму изданию)

Второе издание учебника «Психология личности» выхо­дит немногим более десяти лет после появления первого издания этой книги Десять лет Много это или мало Это десятилетие меньше мгновения, если взять за точку отсчета систему координат физического времени И это же десяти­летие по своей событийной насыщенности, по концентра­ции социальных перемен имеет шанс быть возведено в ранг великих исторических периодов в судьбе человечества

Именно поэтому я могу без всякого преувеличения ска­зать, что учебник «Психология личности» выходит в другом веке, в другой стране, в другую историческую эпоху И все же этот учебник в прямом смысле является переизданием кни­ги, вышедшей в 1990 году

Моральная решимость автора переиздать учебник «Пси­хология личности» в его первоначальном виде, внеся лишь минимальные редакторские изменения, обусловлена це­лым рядом обстоятельств

Главное из этих обстоятельств состоит в том, что учеб­ник «Психология личности» изначально был замышлен как мета-психология личности, т е учебник, претендующий на раскрытие глубинных оснований различных культур мыш­ления, стоящих за различными видениями человека в не­скончаемо спорящих меж собой направлениях человекознания. Жанр метапсихологии, стремление двигаться «поверх барьеров» (Б.Л.Пастернак), решать «метафизичес­кие вопросы, искать «точку опоры», прежде всего пред­полагает необходимую во все эпохи, и особо востребован­ную в эпоху перемен возможность «выходить за рамки и границы любой культуры, любой идеологии, любого об­щества и находить основания своего бытия, которые не зависят от того, что случится во времени с обществом, культурой, идеологией или социальным движением. Это и есть так называемые личностные основания (выделено мною — А.А.). А если их нет, как это случилось в XX веке? Как вы знаете, одна из драматических историй (в смысле наглядно видимого разрушения нравственности и распада человека, распада человеческой личности) — это ситуа­ция, когда по одну сторону стола сидит коммунист, а по другую, тот, кто его допрашивает — тоже коммунист. То есть представители одного и того же дела, одной и той же идеологии, одних и тех же ценностей, одной и той же нравственности. И если у того, кого допрашивают, нет независимой позиции — в смысле невыразимой в терми­нах конкретной морали, то положение ужасно. Можно выдержать физические мучения, а вот человеческий рас­пад — неминуем, если ты целиком находишься внутри идеологии, и ее представляет твой же палач или следо­ватель.

— Но он может считать, что заблуждается?

— Ну, вот это заблуждение как раз и разрушает лич­ность. Потому что когда ты слышишь свои же собствен­ные слова из других уст, которым не веришь и которые являются причиной совершенно непонятных для тебя фан­тасмагорических событий, то и стать некуда. Нет точки опоры вне этого. А метафизика предполагает такую точку (выделено мною — А.А.). И в этом смысле она — залог и условие не-распада личности. Конкретная история лаге­рей в разных странах показала, какую духовную стойкость проявляли люди, имеющие точку опоры (те, кто были «ходячие метафизики», скажем так). Тем самым я хочу ска­зать, что метафизика всегда имеет будущее» (с.114).

Я решился привести столь обширный фрагмент из книги Мераба Мамардашвили «Необходимость себя. Введение в философию» (1996) не только потому, что этот фрагмент трагично передает необходимость постановки метафизи­ческих вопросов и раскрывает лежащее в основании учеб­ника «Психология личности» понимание метапсихологии. Психологу нечего прятаться от своих личностных смыслов. И поэтому я считаю необходимым сказать, что именно благодаря Мерабу Константиновичу Мамардашвили, кото­рого в самом начале семидесятых годов один из лидеров современной психологии декан факультета психологии МГУ Алексей Николаевич Леонтьев, пригласил читать курс «Ме­тодологические проблемы психологии» в МГУ, немало пси­хологов моего поколения ощутили «необходимость себя». Этот поступок А.Н.Леонтьева, говорю об этом без преуве­личения, во многом определил и мою собственную судьбу. Лицом к лицу лица не увидать. И вряд ли в те годы я с достаточной полнотой понимал, что встреча с философом Мерабом Мамардашвили помогла некоторым из нас стать психологами, почувствовать пьянящее, вполне некласси­ческое и нерациональное чувство свободы мышления. Чув­ство, дающее точку опоры и побудившее среди многих пси­хологии избрать психологии, принесшие культуру неклассического релятивистского независимого понимания множественности мира.

Явной и жесткой «точкой опоры» в учебнике «Психо­логия личности» выступает особая культура мышления, культура неклассического историко-эволюционного подхода в психологии. В связи с этим я считаю целесообразным в предисловии ко второму изданию кратко остановиться на ключевых идеях историко-эволюционного подхода, из ко­торых, как из эмбриона, вырастает раскрываемая в учеб­нике психология личности.

В историко-эволюционном подходе выделяются три по­строенные по неклассической логике дополнительности (Н.Бор) ипостаси человека, раскрывающие его сущность и существование как личности:

• человек как многомерное существо, проявляющееся од­новременно как участник историко-эволюционного процесса; носитель социальных ролей и программ социотипичного по­ведения; субъект выбора индивидуального жизненного пути, в ходе которого осуществляется преобразование природы, об­щества и самого себя',

• человек как пристрастное диалогичное полидеятельно-стное существо, сущность которого порождается, преобра­зуется и отстаивается в существовании в мире, в других людях, в себе самом;

• человек как субъект свободного ответственного целе­направленного поведения, выступающий как ценность в вос­приятии других людей, в том числе и самого себя, и обладаю­щий относительно автономной устойчивой целостной системой многообразных индивидуальных качеств, характе­ризующих его самобытность и неповторимость в изменяю­щемся мире.

При всем разнообразии подходов к пониманию лич­ности в истории познания и обыденной жизни становит­ся все более очевидным, что именно многомерностъ выс­тупает как сущностная характеристика личности. Человек, будучи «мерой всех вещей», сам не имеет меры, т.к. в принци­пе не сводим к какому-либо одному из измерений, проявляю­щихся в эволюции природы, истории общества и развитии его индивидуальной жизни.

Выделение многомерности как исходной характеристики понимания личности в неклассическом историко-эволюционном подходе позволяет охарактеризовать историю развития представлений о личности как историю открытий различных измерений личности в действительности, а не историю заб­луждений или ошибок. На разных этапах становления челове­ческой мысли, к каким бы феноменам действительности ни обращалось познание, оно вынуждено было обращаться к фе­номену человеческой личности и пытаться найти ответы на вопросы о месте человека в мире, его происхождении, пред­назначении, достоинстве, смысле существования, роли в ис­тории, его уникальности и типичности, в том числе и на вопросы о том, как прошлое, настоящее и будущее определя­ют жизнь человека, границы его свободного выбора.

Именно многомерность феноменологии личности нашла свое отражение в различной этимологии и определениях личности, встречающихся в философии, гуманитарных, со­циальных и естественных науках о человеке, а также выс­тупила как основание для выделения следующих аспектов понимания проблемы личности: многогранность феномено­логии личности, отражающая многообразие проявлений че­ловека в эволюции природы, истории общества и собст­венной жизни человека; междисциплинарный статус проблемы личности, находящейся в сфере изучения фило­софии, социальных и естественных наук; зависимость по­нимания личности от мировоззрения, стиля мышления и образа человека, явно или скрыто существующих в культу­ре и науке на определенном этапе их развития; несовпаде­ние проявлений индивида, личности и индивидуальности, исследуемых в рамках относительно независимых друг от друга биогенетического, социогенетического и персоноге-нетического направлений анализа развития человека в эво­люции природы, истории общества и индивидуального раз­вития субъекта как неповторимой самости; разведение исследовательской установки, ориентирующей на понима­ние закономерностей развития личности в природе и обще­стве, и практической установки, направленной на помощь и коррекцию личности.

При обращении к истокам этимологии термина «лич­ность» чаще всего ссылаются на греческую или латинс­кую этимологию этого термина, обозначающие «persona» как «маску», «роль актера», исполняющуюся в театре (ср. рус. — «личина»). В контексте философских и психологи­ческих традиций представляет интерес разграничение в немецком языке терминов «Personlichkeit» и «Personalitat». Немецкий термин «Personlichkeit» близок по значению к латинскому «persona» и отражает внешнее публичное про­явление человека, производимое им на других людей. Тер­мин «личность» в значении «Personalitat» (ср. рус. — «лично-стность») характеризует скорее самобытный внутренний мир человека, автономность человека, его самосознание, его возможности осуществления свободного выбора и само­определения.

Многомерность личности обусловила то, что историей развития мышления о человеке стала история драматичес­кой борьбы разных полярных ориентации (в том числе тра­диционной оппозиции материалистической и идеалисти­ческой ориентации), в ходе которой разные мыслители, как правило, выделяли какую-либо одну из реальных гра­ней человеческого бытия, а другие стороны жизни лич­ности либо оказывались на периферии познания, либо не замечались или отрицались.

В философии и гуманитарных науках выделяются сле­дующие полярные и вместе с тем взаимодополняющие ориентации, в пространстве которых акцентируются раз­личные проявления личностного бытия человека.

1. Объектная—субъектная ориентации. В первом случае человек познается как вещь среди вещей, которая порож­дается в природе и/или обществе (например, метафизи­ческий материализм, позитивизм, прагматизм); во вто­ром случае личность предстает как активное творческое начало, порождающее мир, проектирующее действитель­ность и свое собственное будущее, выходящее в своих по­ступках и деяниях за пределы самого себя и т.п. (напри­мер, христианство, философия жизни, философская антропология, экзистенциализм, персонализм).

2. Детерминистическая—индетерминистическая ориен­тации. В первом случае познание личности основывается на природной или социальной причинной детерминации, выводится из прошлого или настоящего, внутреннего или внешнего (наследуемых природных и/или социальных не­посредственных воздействий на индивида). В своих край­них формах детерминистическая ориентация выступала в представлениях о предопределенности, предначертанности существования человека, его жесткой зависимости от судьбы в таких различных направлениях мышления, как материализм античности и философия Нового времени, христианство, картезианство, позитивизм и фатализм. Во втором случае — деятельность человека как автономного существа спонтанна и свободна; воля лежит в основе вы­бора его деяний и поступков; он сам, а не его среда или наследственность, в ответе за выбор своей собственной судьбы. Такие варианты понимания человека наиболее ярко вы­ступали в философии жизни, экзистенциализме, неопози­тивизме. В известном смысле попыткой преодоления оппо­зиции «детерминизм — индетерминизм» выступает учение Бенедикта Спинозы о человеке как субстанции, являю­щейся причиной самой себя, идея самодетерминации дея­тельности человека.

3. Монологическая—диалогическая ориентации. Моно­логическая ориентация проявляется в таких установках мышления как методологический изоляционизм, антро­поцентризм, в которых в процессе познания рассматри­вается «человек вне мира, а мир вне человека» (например, учение о монадах Г.Лейбница, философская антропология, позитивизм). Диалогическая ориентация изучает личность в пространстве коммуникаций, межличностного и внутриличностного общения, диалога, в том числе диалога с самим собой, рассматривает личность как особую форму инобы­тия субъекта в других людях, которое может иметь «объект­ные» и «субъектные» формы существования. В контексте диалогической ориентации личность предстает как «поли­фония голосов», обретающая существование в непрерыв­ном диалоге. Подобные взгляды развивались и продолжают развиваться в столь непохожих течениях мысли как мате­риализм Л.Фейербаха, экзистенциализм М.Бубера, струк­туралистская концепция личности Ж.Лакана, диалогичес­кая концепция гуманитарного познания М.Бахтина.

В контексте развития философских направлений, имею­щих принципиальное значение для изучения личности, также могут быть выделены такие полярности, как «структурно-функциональная» (функционализм, структурализм) и «ис-торико-генетическая» ориентации (см. например, немецкая классическая философия, марксизм); «номотетическая» и «идеографическая» ориентации (неокантианская баденская школа В.Виндельбанда и Г.Риккерта); сциентистская ори­ентация «объяснения» (позитивизм) и герменевтическая ориентация «понимания» (феноменология Э.Гуссерля, по­нимающая психология и понимающая социология).

Весь спектр этих ориентации, иллюстрирующий многомерность личности в истории мышления о человеке, проявился в различных образах человека в истории конкретных наук, в том числе в биологии, психологии и социологии: «ощущающий человек» (человек как сумма ощущений, зна­ний, умений и навыков; человек как устройство по перера­ботке информации); «человек— потребитель» (нуждающийся человек; человек как система инстинктов и потребностей); «запрограммированный человек» (в поведенческих науках — че­ловек как система реакций; в социальных науках — человек как репертуар социальных ролей и сценариев); «полидеятельностный человек» — человек, осуществляющий выбор; чело­век как выразитель мотивов, смыслов и ценностей.

Приведенные выше описания различных ипостасей че­ловека как личности, а также стоящие за различными по­ниманиями личности философские традиции наглядно ил­люстрируют междисциплинарный статус проблемы личности, находящейся в поле внимания социальных и естественных наук, духовной культуры и практики. Психо­логия и социология, антропология и этнография, культу­рология и семиотика, археология и филология, политоло­гия и генетика, биология и история ищут пути преодоления межведомственных границ при анализе развития челове­ка в эволюции природы, истории общества и становле­нии индивидуальной жизни личности. При этих поисках возникает соблазн выделить одну-единственную науку, вла­деющую всей правдой о личности. Вот тогда-то и возникает ситуация, когда психология для решения своих проблем приглашает варягов и взывает к ним: «Придите и княжите нами». И по зову, а еще чаще без зова отправляются в психологию представители кибернетики, биологии, социо­логии, этики и антропологии, чтобы поведать свое пони­мание личности.

Действительно, и антропология, и этика владеют куда более целостным образом человека, чем обладающие «ча­стичным» изображением человека некоторые направле­ния традиционной психологии.

В результате в поисках выхода из кризиса в области пси­хологии личности возникают волны ее модернизации, пред­ставители которых связывают избавление психологии от ее собственных противоречий либо с успехами других смежных наук, либо с получившими широкое распространение направлениями холистической психологии или более впле­тенной в сферу этики гуманистической психологии.

Одна из этих волн может быть названа волной антропологизации. Продуктивный момент «антропологизации» в психологии личности, касается ли он обращения к ант­ропогенезу при анализе индивидных свойств личности, особой психологической антропологии как основы психо­логии субъективности (В.И.Слободчиков) или же одухот­ворения человека в романтической поэтической антропо­логии (В.П.Зинченко), весьма перспективен как источник ценностной установки на поиск целостности реального че­ловека и одновременно протест против «частичных» обра­зов человека. Вместе с тем «антропологизация» психологии личности несет серьезный риск растворения собственных вопросов психологии личности в лоне философской мето­дологии и безграничного парения над океаном эмпиричес­ких фактов, с таким трудом добытых в конкретных облас­тях психологии.

Другая волна связана с «гуманизацией» и «этизацией» в психологии личности (Б.С.Братусь, А.Б.Орлов). По выра­жению Б.С.Братуся, академическая психология была пси­хологией, в которой победителей не судят. Она утратила духовное человечное в человеке. В отличие от академичес­кой психологии, «гуманитарная» психология обладает еще нереализованным потенциалом «ценностеполагания» (не путать с «целеобразованием»), который столь желанен для растерявшей жизненные идеалы личности. Но и «гумани­тарную психологию», черпающую свои силы в истории культуры, религии, филологии и этике, подстерегает опас­ность, пользуясь излюбленным выражением Л.С.Выготс­кого, отдать «богу богово», а «кесарю кесарево», т.е. от­дать человечное в человеке — этике и религии, а тело и познавательные процессы — биологии и академической, например, когнитивной психологии.

И, наконец, еще одна из волн модернизации, касающа­яся междисциплинарного статуса личности, могла бы быть охарактеризована как прагматическая философская «вестернизация» психологии личности. Старая формула «там хорошо, где нас нет», стимулируемая раскрепощением созна­ния от так называемого «советского империализма» в пси­хологии (В.Колга), приводит к ситуации, которая напоми­нает «плюрализм у разбитого корыта» (В.П.Зинченко). Над всем, что было создано в отечественной психологии, ста­вится «нигель», и «вместо нее», а не «вместе с ней» новое измерение наполняется такими направлениями, как психо­синтез (Р.Ассаджиоли), онтопсихология (А.Менегетга), нейролингвистическое программирование (Дж.Гриндер). Бес­спорно, опыт этих направлений интересен для синтеза в психологии личности, а также для обозначения точек пере­сечения гуманистической психологии и историко-эволюционного подхода в психологии. Грустно другое: увлечение этими направлениями приводит к тому, что в отечественной психологии личности вместе с водой выбрасывается и ребенок. В результате в общей картине поиска междисциплинарного синтеза представлений о личности возникает парадоксальная ситуация: психологи на Западе, разрабатывающие методо­логию гуманитарного знания о человеке, открывают для себя Л.С.Выготского, М.М.Бахтина, Н.А.Бернштейна, Ю.М.Лотмана и С.Л.Рубинштейна (см. работы ДжТибсона, Дж.Верча, Л.Смолки, В.Маттеуса, Л.Молла, Р.Харре и др.), а отечественные психологи начинают напоминать «Иванов, не помнящих родства». Иными словами, с тем же рвением, с которым раньше через железный занавес критиковали западные направления психологии, сегодня со скепсисом поглядывают на методологию гуманитарных наук в своей стране.

Все сказанное лишний раз подтверждает, что междис­циплинарный статус проблемы личности выступает как необходимое условие поиска системных закономерностей развития человека в биогенезе, социогенезе и онтогене­зе, а не повод к растворению психологии личности в дру­гих естественных или социальных науках. Отсюда также следует, что для разрешения противоречий в психологии личности историко-эволюционный подход выделяет сквоз­ные закономерности развития человека, надстраивает бла­годаря этим закономерностям мост между различными сфе­рами исторического и естественноприродного изучения человека, а затем с опорой на конкретную методологию психологии «работает» с фактами уже в сфере собственно психологии личности.

Еще одно обстоятельство, свидетельствующее о необ­ходимости разработки историкоэволюционного подхода в психологии личности, непосредственно связано со спе­цификой переживаемого Россией исторического периода. Этот период может быть охарактеризован как период пере­хода от стабильной фазы к динамической фазе российской истории. В подобного рода период личность оказывается как бы заброшенной в историческую ситуацию развития (по аналогии с «социальной ситуацией развития» в смысле Л.С.Выготского), в которой происходит ломка традицион­ной системы ценностных ориентации, обостряется поиск личностной и групповой идентичности, возрастает влияние индивидуальных действий личности на траекторию разви­тия исторического процесса. В результате психолог для вы­работки логики действий, помогающих личности пережить драмы смутного времени, вынужден работать как психоис­торик, проектировать разные варианты ситуации истори­ческого развития, не ограничиваясь известной формулой «здесь и теперь».

Тем самым нынешнее время перемен подталкивает психолога к двойному испытанию историей. Ему пред­стоит выдержать проверку на чувствительность психо­логии личности к истории, а также на причастность пси­хологии личности к происходящим в стране переменам. Ареной для проверки чувствительности психологии по отношению к истории являются многолетние «бои за психологию в истории» (М.Блок, Л.Февр) и «бои за историю в психологии» (Л.С.Выготский). Одним из след­ствий этих многолетних дискуссий о взаимоотношениях между психологией и историей стало возникновение раз­личных гибридных дисциплин — «палеопсихологии» (Б.Ф.Поршнев), «исторической психологии» (И.Мейерсон, Ж.-П.Вернан и др.) и «психоистории» (Э.Эриксен, Л.ДеМоуз).

Другим следствием выяснения взаимоотношений между историей и психологией является пересмотр самих исходных парадигм в разных областях психологии. Впечатляю­щим примером претензий психологов на причастность к происходящим в истории событиям может служить статья с нарочито эпатирующим названием «Социальная психо­логия как история», принадлежащая известному социаль­ному психологу К.Джерджену. Интенция такого рода пере­смотра парадигм в социальных и поведенческих науках во многом обусловлена установкой на превращение своей науки в науку, делающую историю, а не только изучающую ее. Именно такой попыткой откликнуться на вызов нашего тревожно­го времени и является историко-эволюционный подход в психологии личности как конструктивной действенной пси­хологии, а также организация опирающихся на этот под­ход служб практической психологии.

Перечень оснований, высвечивающих смысл постановки проблемы историко-эволюционного подхода в психологии личности, был бы бледным и неполным без упоминания еще одного завершающего обстоятельства: альфой и омегой историко-эволюционного подхода является выделение сози­дающего методологического потенциала практической психо­логии личности, призванной в перспективе вывести устав­шую от разных академических болезней психологию личности из кризиса. При всей своей «дикости» и эклектичности прак­тическая психология личности уже на ранних этапах своего рождения выполняет конструктивную функцию преодоле­ния психологии «частичного» человека. Она также изначаль­но сопротивляется различным внугридисциплинарным и меж­дисциплинарным дроблениям знаний о развитии человека в истории природы и общества. Практической психологии лич­ности тесно только лишь в рамках возрастной, педагогичес­кой, клинической или какой-нибудь другой отдельной от­расли психологической науки. В известном смысле практическая психология обречена на то «верхоглядство», без которого не существует никакого междисциплинарного синтеза. Поэтому, пока представители академической психо­логии спорят, относить ли М.М.Бахтина или Ю.М.Лотмана к обитателям пространства «истинной» психологии, или ос­тавить их за его границей, назвав «филологом» первого и «семиотиком» второго, практические психологи, например, уже строят процесс общения с учетом диалогической теории сознания и семиотической теории культуры (см., например, сборники Charting the Agenda. Educational Activity after Vygotsky. Ed. by H.Daniels, 1994; Vygotsky and Education. Instructional Implications and Applications of Sociohistorical Psyhology. Ed. by L.Moll, 1994). Тем самым в практической психологии лич­ности могут быть преодолены внутридисциплинарные и меж­дисциплинарные барьеры, затрудняющие построение пси­хологии развития личности. Источник методологического потенциала практической психологии, на оселке которой осу­ществляется проверка сильных и слабых сторон историко-эволюционного подхода, заключается в том, что объектом приложения ее усилий изначально оказывается конкретный человек в конкретной социоисторической ситуации разви­тия. Поэтому в поисках выхода из кризиса психологии личности остается вслед за Л.С.Выготским повторить, что практическая психология — тот камень, который презрели строители — стал во главу угла историко-эволюционного подхода, разработка которого может повлечь за собой изме­нение общественного статуса психологии в России, превра­щение ее в науку, делающую историю.

При разработке историко-эволюционного подхода в пси­хологии личности необходимо учитывать возможности раз­ных уровней методологии: философского, общенаучного, конкретно-научного уровней, а также уровня методики и техники исследования (Э.Г.Юдин), позволяющих увидеть картину развития человека в самых разных временных мас­штабах — от макроэволюции природы до динамики приня­тия решения в той или иной конкретной жизненной ситуа­ции. В связи с этим среди широкого спектра концепций развития человека далее будут названы, прежде всего, те, которые определили общий методологический каркас и смысл историко-эволюционного подхода в психологии лич­ности:

* концепция понимания человека как «мира человека», порождаемого в ходе естественноисторического про­цесса становления человечества (К.Маркс); » критика идеала рациональности в различных теориях познания (М.К.Мамардашвили);

» теория перехода биосферы в ноосферу (В.И.Вер­надский);

* концепция поведения неравновесных систем в неживой и живой природе (И.Пригожий);

* синтетическая теория эволюции (И.И.Шмальгаузен);

* концепция эволюционного прогресса (А.Н.Северцов, К. М. Завадский);

* представление о преадаптации в эволюционном про­цессе (Н.И.Вавилов);

* гипотеза о роли вариативного рассеивающего отбора в антропосоциогенезе (В.П.Алексеев);

* концепция эволюции целенаправленной активности в контексте «физиологии активности» (Н.А.Бернштепн);

* семиотическая концепция культуры (Ю.М.Лотман);

* диалогическая концепция гуманитарного познания (М.М.Бахтин);

* культурно-историческая концепция развития высших психических функций (Л.С.Выготский);

* деятельностный подход в психологии (А.Н.Леонтъев, С.Л. Рубинштейн).

Наряду с указанными выше методологическими уста­новками существенную роль в разработке историко-эволюционного подхода в психологии личности также сыг­рали общепсихологическая теория установки (Д.Н.Узнадзе), концепция человекознания (Б.Г.Ананьев) и этогенический подход к социальному поведению (Р.Харре).

Все эти подходы и концепции оказались востребованы временем. Именно на их фундаменте надстраиваются ос­новные положения историко-эволюционного подхода в пси­хологии.

1. Историко-эволюционный подход в психологии лич­ности позволяет выделить универсальные закономерности развития человека в биогенезе, социогенезе и персоногенезе и, тем самым, открывает возможность междисциплинар­ного и внутридисциплинарного синтеза представлений о психологии личности.

2. В историко-эволюционном подходе универсальные за­кономерности развития человека в биогенезе, социогенезе и персоногенезе находят свое выражение в общесистемных принципах, характеризующих динамику развития различ­ных эволюционирующих систем, понимании специфики ме­ханизмов эволюции, места индивидуальных элементов в генезисе систем, соотношения стабильности и изменчивос­ти эволюционирующих систем, а также позволяют опреде­лить перспективы развития психологии личности.

* В качестве общесистемных принципов анализа в исто­рико-эволюционном подходе выделяются следующие: прин­цип роста вариативности элементов системы как критерий прогрессивной эволюции; принцип взаимодействия тенден­ций к сохранению и изменению как условие развития эво­люционирующих систем, обеспечивающее их адаптацию и изменчивость; принцип возникновения избыточных пре-адаптивных элементов эволюционирующих систем, способ­ных обеспечить резерв вариативности этих систем в нео­пределенных критических ситуациях их существования; принцип возможности превращения преадаптивной актив­ности избыточных элементов эволюционирующей системы в адаптивную активность данной системы; принцип возра­стания влияния преадаптивных избыточных элементов эво­люционирующей системы на выбор дальнейшей траекто­рии ее развития в неопределенных критических ситуациях.

* Данные общие принципы развития эволюционирую­щих систем являются основой для пересмотра бытующих в разных науках о человеке и обществе полярных представле­ний о роли биологической эволюции в истории становле­ния человечества: представлений о полной «остановке» био­логической эволюции в социальной истории человечества и представлений о прямом продолжении биологической эво­люции в социальной истории человечества. На смену этим представлениям приходит гипотеза, согласно которой про­должающаяся в истории человечества эволюция образа жизни приводит к преобразованию закономерностей эволюции в антропосоциогенезе: переходу от отбора, стабилизирующе­го изменчивость вида, — к «рассеивающему отбору», обес­печивающему рост проявлений вариативности человеческо­го вида в динамично меняющейся природной и общественной среде. В контексте историко-эволюционного подхода обо­сновывается эвристичность гипотезы «рассеивающего отбоpa» в качестве ключа к пониманию эволюционного смысла возникновения различных индивидных свойств человека и проявлений индивидуальности личности в естественноис-торическом процессе.

* Индивидуальные особенности элементов эволюциони­рующей системы именно в системе приобретают свои новые самобытные специфичные качества и снабжают систему запа­сом адаптивной изменчивости, который может быть задей­ствован в неопределенных критических ситуациях. В свете опи­санного положения представляются необоснованными противопоставления вариативности индивида — виду, инди­видуальности личности — обществу, психологии индивиду­альных различий — общей психологии личности.

* В процессе эволюции социальных систем социотипические качества личности выражают тенденцию дан­ных систем к сохранению и могут в широком смысле быть охарактеризованы как адаптивные, а проявления инди­видуальности личности преимущественно отражают тен­денцию системы к изменению и, будучи преадаптивными по своему эволюционному смыслу, обеспечивают потенциальные возможности иных вариантов дальнейшей эволюции данной социальной системы.

* Историко-эволюционный подход позволяет прогно­зировать и структурировать поле проблем и направлений, с которыми связано будущее развитие психологии лич­ности: рост междисциплинарных исследований, опираю­щихся на универсальные закономерности развития сис­тем; переход при постановке проблем анализа развития личности от антропоцентрической феноменографической ориентации — к историко-эволюционной ориентации; появление дисциплин, рассматривающих психологию как конструктивную проектировочную науку, выступающую фактором эволюции общества.

3. В русле деятельностного подхода в настоящем учебни­ке «Психология личности» систематизированы принципы, на основе которых намечен путь к пониманию конкретных механизмов преобразования индивидных свойств человека и социально-исторического образа жизни человека в персоногенезе человека: принцип предметности; принцип активности; принцип неадаптивности; принцип опосредствования и сигнификации; принцип интериоризации — экстериоризации; принцип психологического анализа «по еди­ницам»; принцип зависимости психического отражения от места отражаемого объекта в структуре целенаправленной деятельности человека.

* В деятельностном подходе к развитию личности для анализа взаимопереходов биогенеза, социогенеза и онто­генеза в процессе построения жизненного пути личности может быть использована схема системной детерминации развития личности. В этой схеме индивидные свойства че­ловека выступают как антропогенетические безличные предпосылки развития личности; социальная среда как источник развития личности; целенаправленная деятель­ность как основание и движущая сила развития личнос­ти, посредством которой осуществляется преобразование природы, культуры и человека.

* Данная схема системной детерминации развития личности снимает традиционную схему двойной детер­минации, сводящую развитие личности к разным вариан­там взаимодействия среды и наследственности, и основы­вающейся на таких сковывающих мышление установках, как антропоцентрическая парадигма мышления о человеке; абсолютизация филогенетических, социогенетических или онтогенетических закономерностей развития человека при­менительно к персоногенезу; гомеостатическая модель раз­вития человека.

* Схема системной детерминации развития личности позволяет провести систематизацию фактов, проблем и отраслей изучения личности в контексте историко-эволюционного подхода в психологии личности.

4. Историко-эволюционный подход в психологии лич­ности позволяет выявить в качестве единиц динамической организации личности смысловые установки, определяю­щие поступки человека и обеспечивающие устойчивость по­ведения человека в изменяющемся мире.

5. Практическая психология личности, опирающаяся на историко-эволюционный подход, продемонстрировала свои возможности в социальном конструировании реальности и, тем самым, способствует изменению общественного стату­са психологии в социальной практике.

Методологический смысл историко-эволюционного под­хода в психологии личности состоит также в том, что этот подход помогает увидеть перспективу перехода от изучения проблем развития психики в эволюции, столь характерного для деятельностного подхода в психологии, к изучению пси­хики как конструктивного фактора самой эволюции, и, тем самым, навести мост между психологией и другими наука­ми о развитии человека в природе и обществе. На этом пути и открывается в новом свете широко обсуждаемое предназ­начение психологии как ведущей науки о человеке, способ­ной конструировать «поля предметных значений» (А.Н.Леонтъев) как особого интерсубъективного измерения действительности.

Общая характеристика развиваемого в учебнике исто­рико-эволюционного подхода, внесшего, льщу себя на­деждой, свою лепту в превращение психологии личнос­ти в самостоятельную отрасль науки и дисциплину в нашей стране, была бы неполной без упоминания автором тех учителей, коллег и учеников, в процессе общения с кото­рыми только и стала возможной разработка неклассичес­кого историко-эволюционного подхода в психологии.

Этот подход никогда бы не родился, если бы мне в студенческом возрасте не выпало счастье встретиться с Алексеем Николаевичем Леонтьевым и Александром Ро­мановичем Лурия, влюбленность в которых полностью определила мой путь и в психологии, и в жизни. Первые уроки преданности психологии автор получил от Марты Борисовны Михалевской. Доброжелательность и оптимизм Александра Владимировича Запорожца, мягкая критичес­кая ирония Петра Яковлевича Гальперина, редкое чув­ство достоинства по отношению и к людям, и к научным фактам Блюмы Вульфовны Зейгарник помогли автору по­нять, к чему должен стремиться профессиональный пси­холог. Мечта о поиске образа человека, не скованного уз­кими границами рациональности, появилась в дискуссиях с Филиппом Вениаминовичем Бассиным, Александром Северьяновичем Прангишвили и Аполлоном Епифановичем Шерозия, а также при завороженном впитывании лекций Мераба Константиновича Мамардашвили.

На протяжении всего периода разработки неклассичес­кого историко-эволюционного подхода в психологии автор проходил школу методологии психологии у Г.М.Андрее­вой, Ю.Б.Гиппенрейтер, В.В.Давыдова, В.П.Зинченко, М.Коула, И.С.Кона, А.А.Леонтьева, А.В.Петровского, О.В.Овчинниковой, О.К.Тихомирова, Н.Ф.Талызиной, Д.И.Фельдштейна и Л.С.Цветковой. Этика научной дис­куссии с представителями других школ, которые, несмотря на полную противоположность исходных методологичес­ких установок, признавали правомочность иных научных позиций, складывалась в диалогах с блистательным ис­следователем и полемистом, создателем информацион­ной теории единых психических процессов Л.М.Веккером; строгим рыцарем истории науки М.Г.Ярошевским; талантливыми продолжателями идей психологии установки Ш.А.Надирашвили, И.В.Имедадзе, Р.Т.Сакварелидзе; ав­тором теории вероятностного прогнозирования, извест­ным психофизиологом И.М.Фейгенбергом.

Какие бы страсти ни кипели среди собственного по­коления автора, многие представители этого поколения стали носителями «духа времени», порожденного куль­турно-исторической психологией и деятельностным под­ходом к анализу психических явлений. К их числу, в пер­вую очередь, относятся Б.С.Братусь, И.А.Васильев, Б.М.Величковский, Дж.Верч, В.К.Вилюнас, Ж.М.Глозман, А.И.Донцов, А.Н.Ждан, В.А.Иванников, И.И.Иль­ясов, В.Е.Клочко, В.В.Николаева, В.В.Петухов, В.Ф.Пет­ренко, Л.А.Петровская, А.И.Подольский, А.А.Пузырей, В.Я.Романов, В.В.Рубцов, В.И.Слободчиков, С.Д.Смир­нов, В.С.Собкин, Е.Т.Соколова, А.С.Спиваковская, В.В.Столин, Е.В.Субботский, П.Тульвисте, 'А.У.Хараш, А.Г.Шмелев, А.А.Цыганок и Б.Д.Эльконин. Весь этот впол­не зримый колледж никогда не давал автору почувство­вать себя одиноким в психологии, даже когда он ради организации службы практической психологии образова­ния и создания либеральной доктрины вариативного обра­зования оказался в мирах, весьма далеких от психологического сообщества. Особо хочется подчеркнуть, что прохо­дящая красной нитью через весь учебник «Психология лич­ности» идея о роли неадаптивной активности в историко-эволюционном процессе появилась в мысленном и реальном соавторстве с В.А.Петровским, который и ввел представ­ление о неадаптивной активности личности в психологи­ческую науку.

Только благодаря совместным исследованиям с А.М.Айламазьян, Ф.Е.Василюком, А.Н.Гусевым, С.Н.Ениколоповым, М.А.Ковальчук, С.В.Кривцовой, Д.А.Леонтьевым, Т.Ю.Мариловой, Е.Е.Насиновской, М.С.Гусельцевой, Л.А.Радзиховским, В.В.Семеновым, Г.У.Солдатовой, М.В.Тендряковой и Е.И.Шлягиной автор решился обра­титься к столь разным аспектам психологии личности, как: психология смысла, психология переживаний, пси­хология деловых игр, психология агрессии, изменение социальных установок, самоактуализация и самореализа­ция личности, социально-психологическая реабилитация личности, диагностика альтруистического поведения, психология творчества в истории культуры, история куль­турно-исторической психологии, дифференциальная субъектная психофизика, психогенетика, палеопсихология и историческая этнопсихология, психотехника вос­питания, психология и педагогика толерантности.

Данная книга никогда не состоялась бы без Евгении Фейгенберг, которая поддерживала меня как индивида, воспитывала как личность, и отстаивала как индивиду­альность, несмотря на драмы и перепады, выпавшие на нашу судьбу.

И, конечно, нельзя не сказать слов благодарности раз­ным поколениям студентов факультета психологии МГУ, которые были и по сей день являются самыми требова­тельными критиками любых подходов в психологии, ко­торые никогда не дают спокойно жить своим преподава­телям.

В целом же, за тридцать лет преподавания психологии на факультете психологии МГУ и почти десятилетнего вращивания психологической культуры в миры политиков, уп­равленцев и учителей, автор убедился в правоте тех философов и психологов (Б.М.Кедров, А.Н.Леонтьев, Ж.Пиа­же), которые присвоили психологии титул ведущей науки о человеке. И она станет такой наукой, но лишь при одном условии: если будет любимой, любимой наукой для тех, кто понимает, что, выбирая психологию, они избирают не только науку, профессию, но и судьбу.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Задача любого учебника заключается в том, чтобы «ос­тановить мгновение» и отразить современное состояние той или иной области научного знания, то есть обобщить основные факты, закономерности, категории и методы, раскрывающие предмет научной дисциплины. Так обсто­ит дело в науках, которые уже миновали период своего становления и достигли эпохи научной зрелости. В психоло­гии, возраст жизни которой как самостоятельной науки исчисляется не веками, а десятилетиями, положение дел складывается по-иному. «Исторически состояние нашей науки таково, — писал в свое время Л.С.Выготский, — что существует много психологии, но не существует еди­ной психологии. Мы могли бы сказать, что потому и воз­никает много психологии, что нет общей, единой психо­логии. Это значит, что отсутствие единой научной системы, которая охватывала бы и объединяла все современное пси­хологическое знание, приводит к тому, что каждое новое фактическое открытие в любой области психологии, вы­ходящее за пределы простого накопления фактов, вынуж­дено создавать свою собственную теорию, свою систему для объяснения и понимания вновь найденных фактов и зависимостей, вынуждено создавать свою психологию — одну из многих психологии»¹.

В подобной ситуации автор учебника или учебного по­собия по психологии не может занять позицию бесприст­растного наблюдателя и, уделяя внимание преимуществен­но искусству дидактики, запечатлеть современное состояние психологии. Последнее замечание особенно относится к психологии личности, которую наряду с богатством фун­даментальных исследований и оригинальных эксперимен­тальных фактов характеризует множество нерешенных проблем, разрозненных эмпирических данных и не пере­секающихся друг с другом исследований. Столкновение мнений между представителями различных направлений начинается уже в самом исходном пункте психологическо­го анализа личности и проявляется в постановке вопроса: что же представляет собой феноменология в этой области психологии?

Все это свидетельствует о том, что в стремительно раз­вивающейся психологии личности отсутствует логический стержень, который бы позволил рассматривать психоло­гию личности как целостную систему знаний. В связи с этим специфика работы по созданию данного учебника по пси­хологии личности состоит в том, что его написание явля­ется одновременно построением психологии личности как самостоятельной дисциплины и особого направления пси­хологии.

Изложение представлений о психологии личности как целостной системе знаний — центральная задача настоя­щего учебника. При решении этой задачи не следует сме­шивать целостность представлений о направлениях науки с беспроблемностью, а получение знаний о психологии личности — с вручением набора рецептов для ответа на самые разнообразные и неожиданные вопросы, которые может поставить перед будущим профессиональным пси­хологом жизнь. Изложить представления о психологии лич­ности, обойдя все острые углы, — это значит исказить существующее в психологии личности положение вещей и невольно заложить основы для формирования у буду­щего психолога чувства беспомощности, когда за стена­ми университетов неумолимая практика внесет свои кор­рективы в его образ психологической науки. Именно поэтому освещение любого вопроса в учебнике начинает­ся с выделения тех проблем, которые часто еще только ждут своего решения, а обсуждение этих проблем строится как диалог, который будущий специалист может продолжить в своей профессиональной работе. При этом само зна­ние о психологии личности выступает как необходимое ус­ловие формирования у психолога умения формулировать выдвигаемые практикой задачи в такой форме, чтобы в самом вопросе уже содержался верный путь к его реше­нию, к поиску методов, дающих возможность достичь по­ставленной цели.

По массиву эмпирических фактов, каскаду разнообраз­ных экспериментов, очереди спешащих сменить друг друга теорий психология личности в конце XX в. потеснила дру­гие отрасли психологической науки. Темп развития психо­логии личности станет более ощутимым, если привести сле­дующие факты, затрагивающие только одну из проблем психологии личности — проблему «Я». Если в 1969 г. этой проблеме было посвящено около четырехсот публикаций, то в 1980 г. их количество перешло за тысячу. Одно за дру­гим за рубежом выходят многотомные издания по психоло­гии личности, особенно учебники, посвященные изложе­нию многочисленных теорий личности. Однако попытка изложить набор фактов, методов и теорий бессмысленна вовсе не только потому, что их объем непомерно велик, дело заключается в другом. Логика преподавания любой науки, в том числе и психологии, во времена информаци­онного перенасыщения не должна основываться на беско­нечном расширении объема изучаемого материала.

Учебник не информирует о многочисленных явлениях, методах и концепциях психологии личности, а знакомит студентов с основными принципами, исходными пункта­ми изучения психологии личности, то есть учит студен­тов учиться, — так сегодня ставится вопрос о логике преподавания психологии. Вместе с тем опасно впасть и в другую крайность — крайность скольжения по верхам, незнания истории своей науки, отсутствия бережного и уважительного отношения к добытым в науке фактам. В курсе «Психология личности» надежной гарантией против незнания истории науки служит сочетание издания учеб­ников с изданием хрестоматий, в которых представлены оригинальные концепции и теории, изложенные самими создателями.

В качестве основания для интеграции разрозненных эм­пирических фактов и течений в учебнике выступает историко-эволюционный подход к изучению личности, который задает общую стратегию для освещения вопросов о соотно­шении биологического и социального в личности, моти­вации развития личности, механизмов регуляции социаль­ного поведения личности, творчества индивидуальности, характера и способностей.

Этот подход помогает будущим специалистам увидеть ограниченность распространенных в психологии мифов, в соответствии с которыми развитие личности выводится из механического взаимодействия двух факторов — на­следственности и социальной среды; целями жизни лич­ности считаются стремление к равновесию и выживанию, а структура личности мыслится как коллекция индиви­дуальных черт.

Историко-эволюционный подход ставит во главу угла новую схему детерминации развития личности, раскрыва­ющую взаимоотношения между природой, обществом и личностью. В этой схеме биологические свойства человека (например, темперамент, задатки) выступают как «без­личные» предпосылки развития личности, которые в про­цессе жизненного пути становятся результатом этого раз­вития, а общество — как условие осуществления деятельностей, коммуникаций, в ходе которых человек приобщается к миру культуры. Подлинным основанием и движущей силой развития личности является совместная деятельность, в которой осуществляется социализация лич­ности, в том числе — усвоение заданных социальных ро­лей, культурных норм восприятия, мышления и поведе­ния. Однако ролевое поведение — это только начальная точка отсчета в развитии личности. Преобразуя норматив­но-ролевую деятельность в ситуациях выбора, личность заявляет о себе как об индивидуальности, жизненный путь которой часто становится историей отклоненных и изобретенных альтернатив. Связь между индивидом, несущим видовой опыт человечества (опыт биогенеза, антропогене­за и индивидуального онтогенетического развития чело­века), личностью, приобщающейся к различным карти­нам мира и типовым формам поведения в социогенезе как истории человечества, и индивидуальностью, строящей себя и мир в персоногенезе как жизненном пути человека, пе­редается формулой:

«Индивидом рождаются.

Личностью становятся.

Индивидуальность отстаивают».