Сначала я, натурально, жил без всякого разуменья

Затем подрос, но, будучи слеп, рассчитывал на чутье.

Потом однажды раздался звон, послышалось дуновенье

И вдруг открылись мои глаза. И я увидел ее.

Но я еще не умел ни дать, ни вымолвить ничего...

Она была - то кристалл, то газ; а я представлял собою

Какое-то неизвестное химикам бурое вещество.

Клыки молодых людей то здесь, то там ее стерегли.

То здесь, то там движением каблучка, плеча или взгляда

Она приказывала клыкам не сметь - и те не могли.

Суля призы и казни - кому зазря, кому поделом.

Мой брат ступал по ее следам, страдая неутомимо...

Лишь я скучал в стороне. И все текло своим чередом.

В ее расчеты сюрприз такой, скорей всего, не входил.

Поэтому стоило мне мелькнуть, как я уже был замечен:

Не то чтобы избран, но учтен во всяком случае был.

Безногий пошел плясать, лишенный слуха сел за рояль.

Она и я оказались вдруг единой частью порядка,

Сменить который не властны ни безумие, ни мораль.

Свершилось нечто - и навсегда сокрылось в царстве теней...

Уже два года минуло с той поры, как это случилось,

Но больше я ее не встречал. И мало слышал о ней.

Вертя пространство перед собой, как пряха веретено.

Все так же брат мой ходит за ней вослед и так же страдает.

Но это мне, простите, уже два года как все равно.

Поржавело наше стремя,

Dm

Наше семя не взошло.

Поредело наше племя,

G Gm Dm

Наше время истекло.

Отлетело, убежало,

D7 Gm

Просочилось в решето,

Отборолось, отстрадало

Dm A7 Dm

И пропало ни за что.

F G

А поменьше бы боролись,

Не ушло бы в кровь да в снег,

A7 B7 D7 Gm

Может, был бы тверже голос,

Dm A7 Dm

Гуще волос, дольше век.

Навсегда соединив

Наши низменные свойства,

Наш возвышенный порыв.

И поверишь ли, Наталья,

Что обиднее всего,

Ни окопы, ни братанья

Не меняют ничего.

Твой несчастный брат прекрасен,

Бесподобен твой малыш,

Дом твой светел, взор твой ясен,

И спасибо, что молчишь.

И к концу седьмого дня

Ты успеешь, вероятно,

Сорок раз забыть меня.

Далеко твой берег дальний

Океан пред ним сердит,

Ну а жребий мой скандальный

Звон кандальный подтвердит.

Я мечту свою, химеру,

На галеру заберу

И за Родину, за веру,

Не замечу как умру...

Простор открыт, и можно толковать о нем бескорыстно.

Но паче слов, ясней, чем голоса, слышны в эту пору

Крыла богинь, резцы нетопырей, шаги пехотинцев...

Мерцает Марс, и время, замерев, стоит изваянием.

Такой порой, когда малейший миг и звук дивно долги, -

О том и речь, что нету ничему конца. И не будет.

И едет прочь, вполголоса сквозь сон браня бездорожье.

Для колеса - верста равна версте, ему все едино:

Пески, селенья, горы, города, леса, водопады...

Спусты века всех вычислит и воссоздаст реставратор.

Всему, всему отважный архивист вернет цвет и образ,

Дела учтет и лица восстановит все. Кроме наших.

Из - под земли лопата извлечет дворцы, мавзолеи...

Одни лишь мы сольемся с тишиной и мглой. Мы - солдаты.

Нам все едино: горы, города, века... Мы шагаем.

Ликуй: все обошлось примерно так, как ты рекла.

Всерьез на этот раз я превозмог небытие,

Воскрес, уехал вдаль, построил дом, завел щегла.

Семь нот... Но две из них он перенял у соловья.

Когда и упрекну кого-нибудь, то не его:

Он пленник, он певец. Совсем как ты, душа моя,

душа моя, душа моя...
Октябрь, пустой сезон. Глухие дни стоят стеной.

Мертво на берегу - ни рыбака, ни челнока.

Каким дремучим сном сия страна уснет зимой-

Могу вообразить, но не скажу наверняка...

В заливе - не вода, а словно ртуть, не то свинец.

Щегол глядит в окно и говорит свое "увы!"

Всем птицам и птенцам. Хотя и сам - еще птенец...

еще птенец, еще птенец...
Строка идет к строке, один фрагмент в ладу с другим;

Эскиз вчерне готов, перебелить - и на струну.

Но нет! Финал иной велит перу прервать нажим.

Увы, душа моя! Не удержусь - перечеркну.

Залив и берега расположу наоборот,

Октябрь сменю на май... И лишь в одном повременю:

Щегла оставлю в клетке - и пускай... пока поет,

пока поет, пока поет...

Романс II
Dm A7

Что отнято судьбой, а что подарено, -

Dm Gm

В конце концов не все ли мне равно?

Так странно все, что было бы, сударыня,

E A7 D7

Печально, если б не было смешно.

И я не тот, ничуть не лучше всякого,

A7 B D7

И вы не та, есть краше в десять раз.

Мы только одиноки одинаково,

Dm Gm B A7

И это все, что связывает нас.

Другой - и не заметит впопыхах.

Зачем же я пред вами, как помешанный,

И слезы лью, и каюсь во грехах?

И жду чудес, и все во мне поет?..

Зачем, зачем... Пускай ответит кто-нибудь,

Конечно, если что-нибудь поймет...

Ворвался к вам средь зимней тишины.

Не то беда, что я давно не нужен вам,

Беда - что вы мне тоже не нужны.

Капризами и ранами потерь, -

Ничто пред блеском ваших глаз, сударыня,

Он светит мне, особенно теперь,

Все чаще, все смертельней бьют ветра,

И кажется, что дни мои кончаются,

И остаются только вечера...

Печатью лет ни сердце, ни чело...

И, видит Бог, сказать мне больше нечего.

Да больше - и не скажешь ничего.

В конце концов, всему свой час.

Dm A

Когда-нибудь, пусть не теперь,

Но через тридцать-сорок зим

F#7 Hm

Настанет время и для нас,

Когда на трон воссядет зверь,

A D

И смерть воссядет рядом с ним.

И он начнет творить разбой,

F#7 Hm

И станет воздух голубым

От нашей крови голубой.

Мы удалимся в царство льдов,

В страну снегов не знамо чьих,

И никаких потом следов,

Ориентиров никаких.

Но наша кровь, кипя в ручьях,

Придет в моря с теченьем рек

И отразится в небесах,

Пусть не теперь, но через век.
Всему свой срок, бессмертья нет,

И этот серый небосвод

Когда-нибудь изменит цвет

На голубой, и час придет,

И попрощаться в этот час,

Когда б ни пробил он, поверь,

Не будет времени у нас,

Мы попрощаемся теперь.

Пошлем приветы на века,

Не расставаясь ни на миг

До тех до самых пор, пока

Неоспоримый, как приказ,

Закат шепнет: "Je t'aime." Затем

Пройдет и он, всему свой час.

Прощайте все. Спасибо всем...

О том, что, не смотря на окружающую тьму,

Стремимся тем не менее мы вырваться на свет,

И даже зрим его, и даже движемся к нему!

И воды Днепрогэса, и Турксиба саксаул,

И девушка с серпом, и парень с молотом при ней,

И вечный бой курантов, и почетный караул...

(И вечный бой, и саксаул, и караул, караул...)
Но вдруг мне показалось, что куплет мой - сущий бред,

И глянул я в блокнот, не понимая ничего.

Мы движемся на свет - слова верны, а смысла нет!

Нет, что-то здесь пропущено и не уточнено.

В душе зашевелились кошки, на сердце - змея...

И пал я ниц, моля Того, Кто Благ и Всемогущ,

Открыть, в чем я неправ, - иль вынуть душу из меня!

(А то в ней кошки, кошки... на сердце - змея, змея...)
В конце концов явился мне спасительный ответ -

И, сам не свой от радости, я вновь полез в блокнот,

Нашарил там строку, где "все мы движемся на свет", -

И перед словом "свет" с размаху вставил слово "тот"!

И караульной службы развеселое "ать-два",

И молот Работяги, и Колхозницы бедро!

И вся такая красная-прекрасная Москва...

(Так красная-прекрасная Москва, Москва...)

Для тех несчастных, кто словом первым...
Для тех несчастных, кто словом первым

И первым взглядом твоим сражен,

Ты есть, была и будешь перлом,

Женой нежнейшей из нежных жен.

Трубит - как дивны твои черты...

Но я - то знаю, что меж рептилий

Опасней нет существа, чем ты.

Свиваясь в кольца, как напоказ,

Блистает туловище дракона!

Но этот блеск не для третьих глаз.

Сидишь изящно, глядишь светло,

Читая что-нибудь по-французски

К примеру Шодерло де Лакло...

И даже губы твои, клянусь, -

Столь кровожадны и смертоносны,

Что я и сам иногда боюсь.

Очередной обреченных франт,

Рисуясь топчется пред тобою,

Как дрессированный элефант.

К тебе охвачен, любовь моя!

Однако, к счастью или к несчастью,

Об этом знаю один лишь я.

Чем навлекать на себя грозу,

Уж лучше сам, развернувши кольца,

Прощусь - и в логово уползу.

Конечно - гибель поначалу

D#m Abm B

Страшит. Тем паче с непривычки.

C#m D#7

Но мы же вас предупреждали -

Еще тогда, на твердой суше, -

Hm C#7

Что рейс под силу лишь нахалу,

Что в трюме течь и нет затычки;

C#m A C#7

И вы свое согласье дали

F# A Ab C#m B-D#m

На все. Так не мелите чуши.

С ума сошли вы иль ослепли!

Ни зги вокруг, мы в центре бездны,

И души наши очень скоро

Взовьются к небу, как голубки, -

Хотя скорей им место в пекле...

Короче, будьте так любезны

Молчать - и гибнуть без позора!

В минуту страха или горя

Взывать к тому, кто сам когда-то

Не избежал смертельной чаши:

Едва ли выпросишь у неба,

Чего не выпросил у моря.

Смешна стихиям эта трата

Словес. Но, впрочем, дело ваше.

Мои труды, мои бумаги.

Пойду готовить их к печати,

Чтоб не пропали в царстве рыбьем:

Стекло подарит им спасенье,

Сургуч предохранит от влаги...

На всякий случай - все прощайте.

Но если выплывем, то выпьем.

Не потому ли, что пыль рутины любой ландшафт обращает в ад,

Мы разорвали чертеж Техаса и упразднили коней,

Переместив горизонт картины в гнездо менее желтый штат,

Поближе к берегу, в область трапов, грузчиков и якорей?
(II)

Не оттого ли, что шум прибоя напоминает дыханье льва,

Мы устранили хор, альты ругая и басы понося,

И поменяли юнца-ковбоя на морехода, чья голова,

Увы, сединами, как морскою солью, осыпана вся?
(III)

И не затем ли, что стайки чаек дают желаемый зыбкий фон,

Мы прекратили топтать окрестность, ища натуры иной?..

И вот - новейшая из мозаик пошла расти с четырех сторон-

С огромным серипом, чему как автор, так и фигуры виной.
(II)

Отвергнув это и то отторгнув и слишком мало найдя взамен,

Мы все же, черт побери, творим - буквально из ничего!

Наш разноцветный кинематограф мы начинаем с финальных сцен,

Не потому ли, что смерть героя эффектней жизни его?
(I)

Это потом мы нахмурим взоры и установим, что наш моряк

Был любопытный - пьющий ром и глядящий на небо - тип,

И что из принципа все моторы он называл не иначе как

Исчадьями ада - и под парусом плавал, пока не погиб.
(II)

Это потом мы весьма обильно переплетем основной сюжет

С мотивом краха, который к миру в дверь стучит сапогом,

И расположим идею фильма диагональю через макет

Одной судьбы... И много чего случиться потом...
(III)

Ну, а пока - никому на свете ни слез, ни радости не суля,

Бумажный парусник сквозь моря брызги и берега дым

Мелькает в кадре... И свищет ветер, и, удаляясь, молчит земля,

И что бы ни было впредь - да здравствует наша Америка, Джим!..Кинематограф

Что такое есть я на фоне всех тех, кто машет мечом...
G

Что такое есть я на фоне всех тех, кто машет мечом,

G G7 Cm

Тех, которые вечно в форме, в отличной форме причем,

Тех, которым всегда почтение - десять их или сто,

G# Gm D7 G

Что такое есть я в сравнении с ними - просто ничто.

Ах, ребята, красавцы-воины, жаль, что нету войны!

Gm

Вы накормлены и напоены, только что не пьяны,

Каждый скроен могучим ладом, сажень косая в плечах,

G# Fm

И любо-дорого оказаться рядом, когда шагаете вы парадом,

окинешь взглядом - и темнеет в очах.

С этим мнением все согласны, и всем за это merci,

Слов и сил я не трачу попусту, даром хлеба не ем,

Но пред вами я все же попросту пыль, не более чем.

Вам не скажешь: выше, мол, голову - выше просто нельзя.

Сила брызжет из вас ручьями, движения полны огня -

Не даром мир именует вас орлами и тиграми, или даже

львами, тягаться с вами - это не для меня.
Я не лев и не коршун скорый, глядящий зорко окрест,

Ах, я даже не волк, который 'homo homini est'.

Для сравненья с собой я даже зверя не подберу -

Слишком я растворен в пейзаже, особенно ввечеру.

Знай, катись, моя колымага, вертись мое колесо,

Что ж, скорей всего, очевидно, моя невзрачная стать

Сравнима с кошкой, которая, съев повидло, сидит на крыше,

где ей все видно, но так солидно - словно умеет летать.
C-D-C-D-C-Cm-G

Суставы
Am Dm Am

Есть дамы, которые славятся чутким скелетом

Dm Am

И каждою костью вибрируют страстно,

Особенно будучи навеселе.

Am Dm Am

Краснея, но не отрицая, что часто при этом

Dm Am

В суставах они ощущают пространство,

Которому равного нет на Земле.

Dm E7 Am

Сей фокус меня поражает не хуже отравы

F E7

До судорог в сердце и звона в мозгу.

О, эти суставы! Я не могу!

Являет судьба, издеваясь над нами,

И женский скелет - подтверждение тому.

Я меркну пред этим волнующим чудом природы -

Когда наслаждение вкушают костями,

Сие недоступно уму моему.

О woman, воистину ты - бриллиант без оправы,

Само естество пред тобою в долгу.

Но эти суставы! Я не могу!
Покорно блюдя этикеты и делом и речью,

Всегда соглашаюсь без тени протеста,

Что всякая дама достойна пера.

Тем паче, когда неуклюжему гостю навстречу

Она, как волна, поднимается с места,

Не скрипнув ничем, не спугнув комара.

При этом настолько движенья ее величавы,

что даже царя обращают в слугу.

Я руку целую, согнувшись в дугу,

Но вижу суставы! И не могу!

граждане гипер-Отечества по прозвищу "тройка-птица",

нынче, сложив оружие, с той и другой стороны

сходимся, чтобы на миг побрататься и к тебе обратиться.

мальчик предполагаемый, воображаемый праправнук,

нищий наследник наших, трансформирующихся в ничто,

дел противоестественных, богопротивных и противоправных.

В судьи или единомышленники нам вроде бы годишься.

Пропасть между тобою и нами огромна - ведь мы мертвы,

ты же еще не родился, мальчик. А даст Бог - и не родишься.

и либо жрецом насилия станешь, либо певцом свободы, -

долго еще с тобой аукаться будем, учти сие,

мы - жившие веком ранее звери твоей породы.

зависть к чужому будущему и страх перед тьмой загробной;

мы выразили это тем, что вырезали звезду у тебя на спине

и бросили тебя одного умирать в стране допотопноподобной.

Позабывши где я, кто я, в полдень на проспекте пыльном,

Em Hm F#7 Hm

Возле монумента стоя, маюсь в затрудненье сильном,

Hm D

Чувствую себя нескладной вещью, вошью, междометьем

Перед этой глыбой хладной, перед истуканом этим.

Но не зря с нахальным видом жмусь я у него под носом -

G Em

Мнится мне, что этот идол - дока по любым вопросам,

Кажется спроси что-либо - тут же он тебе ответит,

E7 F#

Чем и осчастливит, ибо свет прольет и цель наметит.

Помни, что сия скульптура не для разговоров частных.

Будь хоть сорок раз философ, смолкни, поразмыслив тонко -

Здесь не задают вопросов, здесь благоговеют только.

Но вопросы жгут мне небо перцем, и хотят наружу,

Если не сдержу задора, может, и добьюсь ответа,

Но не удивлюсь, коль скоро крепко поплачусь за это.

Значит, я умру, должно быть, тут же на проспекте, значит.

Ах, неужто песня спета? Дрогнув, я сбиваюсь с такта.

Нет, надо уходить с проспекта, надо поберечься как-то.

С мрамором шутить негоже, либо ожидай подвоха,

Но язык мой, враг мой, так и лезет, не поняв угрозы,

Весь в азарте, как в атаке, рвется задавать вопросы.

Слышу, поднимает ропот вся прокуратура мира,

Но безумство святотатца мной уже владеет, видно,

Так и не сумев сдержаться, я произношу бесстыдно:

- Чтобы лучше слышать.

- Памятник, зачем тебе такие большие руки?

- Чтоб обнять тебя.

- Памятник, зачем тебе такие большие зубы?

Не дает ответа.

Трибун, политик, борец!

Ты возмутитель сердец,

Твоя задача сложна:

В убийство ради добра;

Ты в это верил вчера -

И должен верить всегда.

Сквозь грохот стрел грозовых!

Ты мастер дел гробовых,

Твоя задача сложна:

Для некой милой страны,

В которой люди равны -

Поскольку все суть рабы:

Верховной власти и благ!

Ты сам не ведаешь, как

Твоя задача сложна.

Ты понукаешь толпой,

Я восхищаюсь тобой

И ужасаюсь тебе.

И усмиритель племен!

Ты несомненно умен,

Но совершенно неправ.

Слагая всякую чушь.

Я нужд общественных чужд.

Проста задача моя:

Я должен - в поте лица -

Придумать новый глагол.

И повторять без конца.

Я вхожу в перепутье своей стороны,

Будто в омут, смущаясь отсутствием дна

И дивясь: отчего до сих пор не тону?

Разрушенья встречают меня тут и там,

И ненастье ложится на сердце мое...

Помрачнев, я исследую местных князей;

Столь курьезны, нелепы и странны они,

Что какой-нибудь звероподобный тиран

Рядом с ними, наверное, был бы красив

(Если б нечисть могла обладать красотой)...

Коли так, то чего ожидать от рабов?

Всякий проблеск у них обращается в дым,

Словно тайна, поведанная дураку,

Или сказка, рассказанная невпопад...

Бедный сказочник! Лучше бы ты онемел.

Здесь недолго творенье твое проживет.

Этим людям присущ разрушительный зуд-

От природы, измлада до самых седин;

Как доныне они расчленяли и жгли,

Так и завтра пойдут расчленять и сжигать...

Досмотрю, как уходит из мрака во мрак

Девяностый с начала столетия год;

Осознаю, что не был он легче ничуть

Предыдущих восьмидесяти девяти, -

И печали умножатся в сердце моем.

Хоть немало печально оно и теперь...
...Тихо.

Передо мной золотая дорога.

Блещут

По сторонам - справа лазурь, слева пурпур.

Кто-то глядит мне вослед не отрываясь.

Боже!

Не осуди меня строже, чем должно...

И спокойный в душе, и тверезый,

Cm Gm A7 D7 Gm

И не Бог весть какой патриот,

A7 D7 Gm

А люблю ж я, однако, березы,

Cm Gm A7 D7 G

Как и любит их весь наш народ.

Но судьба - это ж когти с зубами,

Cm D7

Ей плевать, что люблю, не люблю:

И всю жизнь я общаюсь с дубами

Cm Gm A7 D7 Gm

И таежные сосны валю.

Елки-палки кругом, бурелом.

Ой, повеситься что ль на осине,

Али с кедра махнуть соколом!

Можжевельничку кинут вослед,

Вот и будет мне полный гербарий,

Вот и сложиться пышный букет!

Растеряв и почет и барыш,

Я качаюсь, как во поле верба,

И вдобавок шумлю, как камыш.