Epistula Evodii Episcopi ad Abbatem Valentinum Adrumetinum // Oeuvres de Saint Augustin, 24. P. 46-53.
Как датировать это письмо, неясно. Тот факт, что в своем письме , к Августину Валентин не говорит, что обращался за советом к третьему источнику, является, по мнению Шене, аргументом для того, чтобы отнести письмо Януария к более позднему времени, чем письмо Валентина к Августину и чем августиновский трактат De gratia et libero arbitrio. Другим аргументом в пользу такой датировки Шене считает тот факт, что письмо, судя по всему, было написано в то время, когда споры в Адрумете были в самом разгаре, тогда как получение первого трактата Августина смягчило имевшую место в монастыре напряженность (Chene.Р. 214). Учитывая это последнее соображение, я склоняюсь к тому, чтобы отнести указанное письмо именно к этому моменту дискуссии, хотя, как и Лесуски (Р. 6-7, прим. 23), мне неясно, почему Валентин не упомянул об этой переписке в своем письме к Августину. Соображения Морэна относительно этого письма, а также его публикацию самого текста см.: Morin G. Lettres inedites de S. Augustin et du pretre Januarien dans l’affaire des moines d’Adrumete // Revue Benedictine, 18 (1901). P.
позиция перекликается с позицией Еводия относительно тех аспектов учения Церкви, которые пока еще превышали возможности понимания христианина. Обе эти особенности проливают свет на состояние африканской церкви.
Что касается согласия Януария с Августином, то письмо показывает, что его автор изучал, понимал и принимал точку зрения своего североафриканского собрата в пелагианском споре. Налицо значительная близость этого письма и того послания, которое Августин написал Сиксту. Януарий настаивает на том, что в Адаме все заслужили наказание проклятием и что никто из этой осужденной массы не отделяется от этого проклятия, кроме как посредством благодати Искупителя, ибо после первого греха свободная воля годится только для совершения последующих грехов. Человеческая природа, поврежденная первородным грехом, восстанавливается только действием благодати в избрании Божием. В этом избрании проявляются одновременно справедливость и милосердие Божие. Те, кто не избран, подвергаются наказанию, которого достойны по причине своих грехов, а избранные воспринимают спасение по милости Божией, а не вследствие каких-либо собственных заслуг. Добрые дела от начала и до конца суть дар Божий. Покаянце, посредством которого человек обращается к Богу, вера, в которой живет тот, кто оправдан, способность человека испытывать водительство Божие и вообще все благие плоды христианской жизни - все это дар благодати1920.
Близость Януария к учению Августина согласовывалась с его убеждениями о том, как нужно относиться к тем аспектам учения Церкви, понимание которых вызывает затруднения. Как и Еводий, он призывал к смиренному принятию того, что человек пока не может уразуметь. Понимание приходит через веру в Св. Писание и через смиренное послушание, укрепляющее веру, а не посредством разума и дискуссий. Это дар Божий, который подается тому, кто принимает писания Отцов и Учителей Церкви и с терпением и доверием посвящает себя их изучению20.
Без сомнения, Януарий был старательным исследователем антипелагианских творений Августина, а также сознательным восприемником и распространителем учения о благодати своего интеллектуального наставника. Неизвестно, помогло ли его письмо успокоить ту смуту, которая поднялась в Адрумете. Однако, как уже говорилось, его почтительное отношение как к Августину, так и к учению Церкви, наряду с близкими подходами Еводия и Валентина, позволяет нам сде- 2122 лать некоторые заключения относительно состояния североафриканской церкви2324.
Во-первых, к Августину относились с очевидным почтением. Приятие его учения со стороны североафриканских со- братьев-священников особенно поразительно, если принять в расчет, что не только Януарий, ничем не примечательный священник, или Валентин, настоятель скромного монастыря, но также и Еводий, епископ, многолетний друг и сотрудник, вполне полагались на этого человека. Впрочем, их поведение не столь уж удивительно.
Когда в Адрумете поднялось волнение, Августину было уже за семьдесят. Более сорока лет он был епископом Гиппона, портового города, занимавшего второе по значению место после Карфагена среди североафриканских городов. Автор таких произведений, как Confessiones, De Trinitateи De civitate Dei,непререкаемый лидер кафоликов в их победах над дона- тистами и пелагианами, Августин был признанным поборником и защитником Православия в христианской Северной Африке. Для североафриканского церковного деятеля спорить с Августином в это время было бы равносильно измене обязательствам перед местным и церковным сообществом, по крайней мере в фигуральном смысле актом предательства, а также проявлением еретичества. Почти со всех точек зрения этот человек был гигантом, а в более тесном мире со всеми его серьезными, но уже побежденными противниками сила этого гиганта только возрастала. Таково было положение Августина в конце его жизни22.
И все же признание внушительности его фигуры еще не означало, что его учение обязательно без оговорок принима-
лось в североафриканской церкви. Приблизительно в то же время, когда возникли споры в Адрумете, Августин написал письмо одному карфагенскому священнику по имени Виталий, который не вполне разделял антипелагианские взгляды Гиппонского епископа на благодать25. Об этом Виталии мы знаем только из письма Августина, и даже повод для написания письма не совсем понятен. Хорошее знакомство Августина с точкой зрения карфагенянина позволяет предположить, что Виталий сам начал переписку, изложив в послании свои взгляды. В противовес пелагианам, карфагенянин признает, что исполненная веры жизнь христианина является следствием действия благодати. Однако при этом он считает, что сама вера имеет источником не благодать, а свободную волю.
Зарождение веры скорее связано с человеческим решением, чем с Божественным приуготовлением. Августин с силой отвергает это мнение, ибо если человеческая инициатива предшествует благодати, значит, благодать утрачивает свое качество дара и становится наградой, данной за заслуги26. Именно утверждение, что источником веры является человеческое действие, позднее оказалось в центре споров, которые разгорелись в Южной Галлии. Больше о Виталии мы ничего не слышим. Убедило его или нет письмо Августина, нет никаких свидетельств о том, что он пытался создать какую-либо оппозицию. Наоборот, тот факт, что эти два человека общались между собой, свидетельствует о наличии определенной степени доверия и доброй воли.
Как бы то ни было в случае с Виталием, очевидное безоговорочное принятие многими позиции Августина помогает объяснить тот факт, что споры, получившие наименование «полупелагианских», начались скорее в духе исследования, чем с желания поспорить. На ранней стадии, то есть по крайней мере в тот период, когда дискуссия разворачивалась в пределах Северной Африки, они имели все признаки дружеского разногласия, учтивой попытки понять учение Августина и, соответственно, североафриканской церкви.
<...> 25 27 28
29
Настоятель Адрумета Валентин, после того как исчерпал все возможности для удовлетворительного разрешения возникших недоумений, позволил двум своим монахам, Креско- нию и Феликсу, отправиться в Гиппон, чтобы от самого епископа получить разъяснения по поводу того, какие выводы относительно монашеской жизни следует сделать из письма к Сиксту. В то же время Валентин не передал никакого сопроводительного письма к Августину27, так как боялся, что это может быть воспринято как выражение его симпатий к спорящим28.
<...>
Августин поддержал обсуждение спорного вопроса, который сам откровенно назвал «столь трудным и сложным для некоторых»29. От Крескония и Феликса он узнал о двух противоположных позициях, которые обозначились в Адрумете, и отреагировал на это, отправив Валентину письмо, в котором отметил, что его желание послать более подробные объяснения пелагианского спора не смогло осуществиться по причине стремления монахов вернуться в Адрумет к Пасхе30. Августин попросил, чтобы тому человеку, которого обвиняют в инициировании спора, то есть Флору, было позволено прибыть к нему. Августин считал, что или этот человек не разобрался в письме к Сиксту, или его самого не поняли те, кому он пытался объяснить содержание этого письма31.
И только теперь из письма Августина Валентину мы можем узнать, какие же вопросы стали предметом разногласий и споров. Согласно интерпретации Августина, спорящие разделились довольно четко. Одни противопоставляли благодать и свободную волю, так что, поддерживая благодать, отрицали
свободную волю. Как следствие, они также отрицали, что каждая воля будет судима Богом на основании деяний. Другие, наоборот, считали, что благодать и воля взаимно дополняют друг друга, так что последняя поддерживается первой в стремлении к добру. Как следствие, они утверждали, что Страшный Суд будет производиться в соответствии с делами, так что те дела, которые совершены по свободной воле, поддержанной благодатью, будут признаны добрыми. Августин принял сторону второй группы32. Он утверждал необходимую и сложную взаимодополняемость благодати и свободной воли, так же как и значимость дел в контексте Страшного Суда и Божественной справедливости.
Прежде чем Кресконий и Феликс смогли вернуться в Адрумет с этим письмом, в Гиппоне к ним присоединился другой Феликс, и все трое встретили Пасху с Августином, который удерживал их, чтобы дать дополнительные разъяснени- я33. В это время Августин написал второе письмо34, которое было передано Валентину вместе с первым. Рассмотрение спорных вопросов в этом втором письме показывает, что сталкивающиеся позиции были не столь четко определены, как об этом говорится в первом письме. Рассказ третьего монаха привел к более сложному описанию сложившейся ситуации.
Во втором письме Августин предупреждал об опасности появления ереси «новых пелагиан», то есть ошибочного мнения, будто благодать является вознаграждением заслуг. Уничижительное обозначение его вопрошателей не только стало определением их позиции, но и указывало на ее автоматическую неприемлемость. Августин также предупреждал и о про
тивоположной ошибке - утверждении, что Суд производится не в соответствии с делами35. Если рассматривать оба письма вместе, то становится ясно, что Августин имеет в виду три ошибки: во-первых, такой упор на свободную волю, что отрицается необходимость благодати; во-вторых, такой упор на благодать, что отрицаются проявления свободной воли, направленной к добру; в-третьих, такой упор на благодать, что отрицается ответственность за зло, ставшее результатом свободной воли. Отвергая эти ошибочные мнения, Августин защищает три представления, находящиеся между собой в напряженном отношении: необходимость и приоритетность благодати, свободу человеческой воли и Божественный Суд, который является справедливым.
Второе письмо к Валентину обнаруживает серьезную заботу Августина по отношению к монахам Адрумета. Он с искренней симпатией относился к этой общине, которая оказалась в столь большом затруднении от сложности волновавших ее вопросов, что три ее члена отправились в Гиппон для того, чтобы получить разъяснения. Кроме двух писем, Августин послал в монастырь свой трактат De gratia et libero arbitrio(«О благодати и свободном произволении»), специально написанный в ответ на сложившуюся в Адрумете ситуацию. Он сообщил Валентину, что отправил как этот трактат, так и другие материалы. Среди этих материалов, каждый из которых представляет собой авторитетное выражение позиции Церкви по отношению к пелагианству, преобладали документы африканского происхождения: письма папе Иннокентию - от Карфагенского собора 416 г., от собора в Нумидии 416 г. и от пяти африканских епископов; ответ папы на эти письма; письмо Августина папе Зосиме относительно африканского собора и полученный от Зосимы «ответ, который был направлен епископам всего мира»; а также более поздний документ против пелагианских заблуждений, подготовленный всеафриканским зз
собором36. Августин сообщил Валентину и о том, что вместе с монахами прочел все эти документы, а также трактат De oratione dominicaКиприана Карфагенского (t 258 г.), высоко ценимого епископа-мученика. У Валентина был этот трактат. Кроме того, Августин разъяснил трем монахам свое письмо к Сиксту, которое их больше всего интересовало37. Эти меры, направленные на то, чтобы подтвердить свои собственные взгляды текстами, связанными с авторитетными личностями и соборами, показывают отношение самого Августина к вопросам авторитета и Предания Церкви.
В этой добросовестности епископа Гиппонского можно различить двойную цель. Во-первых, он всеми силами старался показать, что его позиция согласуется с позицией других африканцев, а африканская позиция - с пониманием всей Церкви. Более того, он пытался продемонстрировать, что в этой позиции нет ничего нового, поскольку она соответствует точке зрения почитаемого африканского св. отца III века. Иными словами, он пытался использовать всю силу предания для подтверждения своих взглядов (и примечательно, что трактат Киприана был представлен как критерий верности этого предания). Позднее в Южной Галлии успешность этих попыток будет подвергнута большому сомнению.
Во-вторых, Августин с большой серьезностью отнесся к обеспокоенности монахов и взял на себя ответственность за то, чтобы они обрели полную ясность относительно позиции Церкви. В частности, он пришел к выводу, что обсуждаемое учение, правильно понятое, никоим образом не подрывает основы монашеской жизни. Сомнительность этого вывода будет все более очевидной по мере того, как споры будут разгораться сначала в Африке, а затем в Галлии.
Не менее важным было и то, что Августин ясно чувствовал, что вера в определенное учение должна быть предметом как исследования и понимания, так и смиренного подчинения авторитету вышестоящих или авторитету Предания Церкви. Поэтому в самом начале споров мы встречаемся с двумя типами отношения к авторитету Предания Церкви даже среди епископов. Еводий выступал за безусловное принятие того в Предании, что пока еще не вполне понято, а Августин настойчиво побуждал к исследованию и обсуждению с целью достижения понимания. Причина этой разницы в подходах неясна, если учитывать тот факт, что у этих людей было общее прошлое, включая проведенные вместе годы в полумонашеской общине в Тагасте38. Тем не менее, к лучшему или к худшему, но участники споров по большей части следовали линии Еводия, утверждая, что их понимание соответствует истинному Преданию. И если Августин мог одновременно апеллировать к авторитету и побуждать к исследованию, другие считали две эти возможности взаимоисключающими.
Следуя своей бесстрашной уверенности в том, что понимание будет способствовать согласию, Августин потребовал, чтобы к нему отправили Флора. Тогда он мог бы успешно разобраться со всеми оставшимися вопросами и возражениями.