Блаженный августин антипелагианские сочинения позднего периода


Epistula Evodii Episcopi ad Abbatem Valentinum Adrumetinum // Oeuvres de Saint Augustin, 24. P. 46-53



страница4/261
Дата03.05.2020
Размер0.78 Mb.
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   261
Epistula Evodii Episcopi ad Abbatem Valentinum Adrumetinum // Oeuvres de Saint Augustin, 24. P. 46-53.

  • Как датировать это письмо, неясно. Тот факт, что в своем письме , к Августину Валентин не говорит, что обращался за советом к третьему источнику, является, по мнению Шене, аргументом для того, чтобы от­нести письмо Януария к более позднему времени, чем письмо Валенти­на к Августину и чем августиновский трактат De gratia et libero arbitrio. Другим аргументом в пользу такой датировки Шене считает тот факт, что письмо, судя по всему, было написано в то время, когда споры в Адрумете были в самом разгаре, тогда как получение первого трактата Августина смягчило имевшую место в монастыре напряженность (Chene. Р. 214). Учитывая это последнее соображение, я склоняюсь к тому, чтобы отнести указанное письмо именно к этому моменту дискус­сии, хотя, как и Лесуски (Р. 6-7, прим. 23), мне неясно, почему Валентин не упомянул об этой переписке в своем письме к Августину. Соображе­ния Морэна относительно этого письма, а также его публикацию самого текста см.: Morin G. Lettres inedites de S. Augustin et du pretre Januarien dans l’affaire des moines d’Adrumete // Revue Benedictine, 18 (1901). P.







    позиция перекликается с позицией Еводия относительно тех аспектов учения Церкви, которые пока еще превышали воз­можности понимания христианина. Обе эти особенности про­ливают свет на состояние африканской церкви.

    Что касается согласия Януария с Августином, то письмо показывает, что его автор изучал, понимал и принимал точку зрения своего североафриканского собрата в пелагианском споре. Налицо значительная близость этого письма и того по­слания, которое Августин написал Сиксту. Януарий настаива­ет на том, что в Адаме все заслужили наказание проклятием и что никто из этой осужденной массы не отделяется от этого проклятия, кроме как посредством благодати Искупителя, ибо после первого греха свободная воля годится только для со­вершения последующих грехов. Человеческая природа, по­врежденная первородным грехом, восстанавливается только действием благодати в избрании Божием. В этом избрании проявляются одновременно справедливость и милосердие Бо­жие. Те, кто не избран, подвергаются наказанию, которого достойны по причине своих грехов, а избранные воспринима­ют спасение по милости Божией, а не вследствие каких-либо собственных заслуг. Добрые дела от начала и до конца суть дар Божий. Покаянце, посредством которого человек обраща­ется к Богу, вера, в которой живет тот, кто оправдан, способ­ность человека испытывать водительство Божие и вообще все благие плоды христианской жизни - все это дар благодати19 20.

    Близость Януария к учению Августина согласовывалась с его убеждениями о том, как нужно относиться к тем аспек­там учения Церкви, понимание которых вызывает затрудне­ния. Как и Еводий, он призывал к смиренному принятию того, что человек пока не может уразуметь. Понимание приходит через веру в Св. Писание и через смиренное послушание, ук­репляющее веру, а не посредством разума и дискуссий. Это дар Божий, который подается тому, кто принимает писания Отцов и Учителей Церкви и с терпением и доверием посвяща­ет себя их изучению20.

    Без сомнения, Януарий был старательным исследовате­лем антипелагианских творений Августина, а также созна­тельным восприемником и распространителем учения о благо­дати своего интеллектуального наставника. Неизвестно, помогло ли его письмо успокоить ту смуту, которая поднялась в Адрумете. Однако, как уже говорилось, его почтительное отношение как к Августину, так и к учению Церкви, наряду с близкими подходами Еводия и Валентина, позволяет нам сде- 21 22 лать некоторые заключения относительно состояния северо­африканской церкви23 24.

    Во-первых, к Августину относились с очевидным почте­нием. Приятие его учения со стороны североафриканских со- братьев-священников особенно поразительно, если принять в расчет, что не только Януарий, ничем не примечательный священник, или Валентин, настоятель скромного монастыря, но также и Еводий, епископ, многолетний друг и сотрудник, вполне полагались на этого человека. Впрочем, их поведение не столь уж удивительно.

    Когда в Адрумете поднялось волнение, Августину было уже за семьдесят. Более сорока лет он был епископом Гиппо­на, портового города, занимавшего второе по значению место после Карфагена среди североафриканских городов. Автор та­ких произведений, как Confessiones, De Trinitate и De civitate Dei, непререкаемый лидер кафоликов в их победах над дона- тистами и пелагианами, Августин был признанным поборни­ком и защитником Православия в христианской Северной Аф­рике. Для североафриканского церковного деятеля спорить с Августином в это время было бы равносильно измене обяза­тельствам перед местным и церковным сообществом, по край­ней мере в фигуральном смысле актом предательства, а также проявлением еретичества. Почти со всех точек зрения этот че­ловек был гигантом, а в более тесном мире со всеми его серь­езными, но уже побежденными противниками сила этого ги­ганта только возрастала. Таково было положение Августина в конце его жизни22.

    И все же признание внушительности его фигуры еще не означало, что его учение обязательно без оговорок принима-

    лось в североафриканской церкви. Приблизительно в то же время, когда возникли споры в Адрумете, Августин написал письмо одному карфагенскому священнику по имени Виталий, который не вполне разделял антипелагианские взгляды Гип­понского епископа на благодать25. Об этом Виталии мы знаем только из письма Августина, и даже повод для написания письма не совсем понятен. Хорошее знакомство Августина с точкой зрения карфагенянина позволяет предположить, что Виталий сам начал переписку, изложив в послании свои взгля­ды. В противовес пелагианам, карфагенянин признает, что ис­полненная веры жизнь христианина является следствием дей­ствия благодати. Однако при этом он считает, что сама вера имеет источником не благодать, а свободную волю.

    Зарождение веры скорее связано с человеческим реше­нием, чем с Божественным приуготовлением. Августин с си­лой отвергает это мнение, ибо если человеческая инициатива предшествует благодати, значит, благодать утрачивает свое качество дара и становится наградой, данной за заслуги26. Именно утверждение, что источником веры является челове­ческое действие, позднее оказалось в центре споров, которые разгорелись в Южной Галлии. Больше о Виталии мы ничего не слышим. Убедило его или нет письмо Августина, нет никаких свидетельств о том, что он пытался создать какую-либо оппо­зицию. Наоборот, тот факт, что эти два человека общались между собой, свидетельствует о наличии определенной степе­ни доверия и доброй воли.

    Как бы то ни было в случае с Виталием, очевидное безо­говорочное принятие многими позиции Августина помогает объяснить тот факт, что споры, получившие наименование «полупелагианских», начались скорее в духе исследования, чем с желания поспорить. На ранней стадии, то есть по край­ней мере в тот период, когда дискуссия разворачивалась в пределах Северной Африки, они имели все признаки друже­ского разногласия, учтивой попытки понять учение Августина и, соответственно, североафриканской церкви.

    <...>
    25

    1. 27

    28

    29


    Настоятель Адрумета Валентин, после того как исчерпал все возможности для удовлетворительного разрешения воз­никших недоумений, позволил двум своим монахам, Креско- нию и Феликсу, отправиться в Гиппон, чтобы от самого епи­скопа получить разъяснения по поводу того, какие выводы относительно монашеской жизни следует сделать из письма к Сиксту. В то же время Валентин не передал никакого сопро­водительного письма к Августину27, так как боялся, что это может быть воспринято как выражение его симпатий к споря­щим28.

    <...>

    Августин поддержал обсуждение спорного вопроса, ко­торый сам откровенно назвал «столь трудным и сложным для некоторых»29. От Крескония и Феликса он узнал о двух проти­воположных позициях, которые обозначились в Адрумете, и отреагировал на это, отправив Валентину письмо, в котором отметил, что его желание послать более подробные объясне­ния пелагианского спора не смогло осуществиться по причине стремления монахов вернуться в Адрумет к Пасхе30. Августин попросил, чтобы тому человеку, которого обвиняют в иниции­ровании спора, то есть Флору, было позволено прибыть к не­му. Августин считал, что или этот человек не разобрался в письме к Сиксту, или его самого не поняли те, кому он пытал­ся объяснить содержание этого письма31.

    И только теперь из письма Августина Валентину мы мо­жем узнать, какие же вопросы стали предметом разногласий и споров. Согласно интерпретации Августина, спорящие разде­лились довольно четко. Одни противопоставляли благодать и свободную волю, так что, поддерживая благодать, отрицали

    свободную волю. Как следствие, они также отрицали, что ка­ждая воля будет судима Богом на основании деяний. Другие, наоборот, считали, что благодать и воля взаимно дополняют друг друга, так что последняя поддерживается первой в стрем­лении к добру. Как следствие, они утверждали, что Страшный Суд будет производиться в соответствии с делами, так что те дела, которые совершены по свободной воле, поддержанной благодатью, будут признаны добрыми. Августин принял сто­рону второй группы32. Он утверждал необходимую и сложную взаимодополняемость благодати и свободной воли, так же как и значимость дел в контексте Страшного Суда и Божественной справедливости.

    Прежде чем Кресконий и Феликс смогли вернуться в Адрумет с этим письмом, в Гиппоне к ним присоединился другой Феликс, и все трое встретили Пасху с Августином, ко­торый удерживал их, чтобы дать дополнительные разъяснени- я33. В это время Августин написал второе письмо34, которое было передано Валентину вместе с первым. Рассмотрение спорных вопросов в этом втором письме показывает, что стал­кивающиеся позиции были не столь четко определены, как об этом говорится в первом письме. Рассказ третьего монаха при­вел к более сложному описанию сложившейся ситуации.

    Во втором письме Августин предупреждал об опасности появления ереси «новых пелагиан», то есть ошибочного мне­ния, будто благодать является вознаграждением заслуг. Уни­чижительное обозначение его вопрошателей не только стало определением их позиции, но и указывало на ее автоматиче­скую неприемлемость. Августин также предупреждал и о про­

    тивоположной ошибке - утверждении, что Суд производится не в соответствии с делами35. Если рассматривать оба письма вместе, то становится ясно, что Августин имеет в виду три ошибки: во-первых, такой упор на свободную волю, что отри­цается необходимость благодати; во-вторых, такой упор на благодать, что отрицаются проявления свободной воли, на­правленной к добру; в-третьих, такой упор на благодать, что отрицается ответственность за зло, ставшее результатом сво­бодной воли. Отвергая эти ошибочные мнения, Августин за­щищает три представления, находящиеся между собой в на­пряженном отношении: необходимость и приоритетность благодати, свободу человеческой воли и Божественный Суд, который является справедливым.

    Второе письмо к Валентину обнаруживает серьезную за­боту Августина по отношению к монахам Адрумета. Он с ис­кренней симпатией относился к этой общине, которая оказа­лась в столь большом затруднении от сложности волновавших ее вопросов, что три ее члена отправились в Гиппон для того, чтобы получить разъяснения. Кроме двух писем, Августин по­слал в монастырь свой трактат De gratia et libero arbitrio («О благодати и свободном произволении»), специально написан­ный в ответ на сложившуюся в Адрумете ситуацию. Он сооб­щил Валентину, что отправил как этот трактат, так и другие материалы. Среди этих материалов, каждый из которых пред­ставляет собой авторитетное выражение позиции Церкви по отношению к пелагианству, преобладали документы африкан­ского происхождения: письма папе Иннокентию - от Карфа­генского собора 416 г., от собора в Нумидии 416 г. и от пяти африканских епископов; ответ папы на эти письма; письмо Августина папе Зосиме относительно африканского собора и полученный от Зосимы «ответ, который был направлен епи­скопам всего мира»; а также более поздний документ против пелагианских заблуждений, подготовленный всеафриканским
    зз


    собором36. Августин сообщил Валентину и о том, что вместе с монахами прочел все эти документы, а также трактат De oratione dominica Киприана Карфагенского (t 258 г.), высоко ценимого епископа-мученика. У Валентина был этот трактат. Кроме того, Августин разъяснил трем монахам свое письмо к Сиксту, которое их больше всего интересовало37. Эти меры, направленные на то, чтобы подтвердить свои собственные взгляды текстами, связанными с авторитетными личностями и соборами, показывают отношение самого Августина к вопро­сам авторитета и Предания Церкви.

    В этой добросовестности епископа Гиппонского можно различить двойную цель. Во-первых, он всеми силами старал­ся показать, что его позиция согласуется с позицией других африканцев, а африканская позиция - с пониманием всей Церкви. Более того, он пытался продемонстрировать, что в этой позиции нет ничего нового, поскольку она соответствует точке зрения почитаемого африканского св. отца III века. Иными словами, он пытался использовать всю силу предания для подтверждения своих взглядов (и примечательно, что трактат Киприана был представлен как критерий верности это­го предания). Позднее в Южной Галлии успешность этих по­пыток будет подвергнута большому сомнению.

    Во-вторых, Августин с большой серьезностью отнесся к обеспокоенности монахов и взял на себя ответственность за то, чтобы они обрели полную ясность относительно позиции Церкви. В частности, он пришел к выводу, что обсуждаемое учение, правильно понятое, никоим образом не подрывает ос­новы монашеской жизни. Сомнительность этого вывода будет все более очевидной по мере того, как споры будут разгорать­ся сначала в Африке, а затем в Галлии.

    Не менее важным было и то, что Августин ясно чувство­вал, что вера в определенное учение должна быть предметом как исследования и понимания, так и смиренного подчинения авторитету вышестоящих или авторитету Предания Церкви. Поэтому в самом начале споров мы встречаемся с двумя типа­ми отношения к авторитету Предания Церкви даже среди епи­скопов. Еводий выступал за безусловное принятие того в Пре­дании, что пока еще не вполне понято, а Августин настойчиво побуждал к исследованию и обсуждению с целью достижения понимания. Причина этой разницы в подходах неясна, если учитывать тот факт, что у этих людей было общее прошлое, включая проведенные вместе годы в полумонашеской общине в Тагасте38. Тем не менее, к лучшему или к худшему, но уча­стники споров по большей части следовали линии Еводия, ут­верждая, что их понимание соответствует истинному Преда­нию. И если Августин мог одновременно апеллировать к авторитету и побуждать к исследованию, другие считали две эти возможности взаимоисключающими.

    Следуя своей бесстрашной уверенности в том, что пони­мание будет способствовать согласию, Августин потребовал, чтобы к нему отправили Флора. Тогда он мог бы успешно ра­зобраться со всеми оставшимися вопросами и возражениями.



    Поделитесь с Вашими друзьями:
  • 1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   261




    ©zodomed.ru 2024


        Главная страница