Epistula ad Sixtum
<...> В 427 г. монах по имени Флор из монастыря Адру- мет работал в библиотеке Еводия, епископа Узалиса (Uzalis), давнего друга и сотрудника Августина. Там Флор нашел список письма Августина священнику Сиксту5.
В этом письме, которое было написано в 418 г. и обозначило завершение пелагианского спора, Августин с особой силой представил свои доводы против Пелагия. Главным для него было понимание благодати всецело как дара. Обнаружение какой-либо связи между Божественным дарованием благодати и различием человеческих заслуг приводит к тому, что первое зависит от второго. Благодать становится наградой. Такое понимание было совершенно неприемлемо для Августина. Вместо этого он утверждал, что Бог сотворил человеческую природу благой, но в Адаме все соучаствуют в грехе и, как следствие, заслуживают осуждения6. Однако благодать Божия освобождает некоторых от того, что они по справедливости заслужили, и сообщает им вечную жизнь. Говоря об этом, Августин исключает все, что могло бы как-то исказить представление о благодати как чистом даре: не может быть никакой речи о судьбе, фортуне и особенно о заслугах7. Он считает, что причины, по которым необходимая для спасения благодать одним дается, а другим нет, сокрыты в Божественной Премудрости. Результатом является отсутствие какой-либо связи между милостью Бога и образом жизни человека. По существу, аргументация Августина сосредоточена на вопросе о соотношении благодати и достойной вознаграждения жизни.
Августин настаивает на том, что Бог никоим образом не является несправедливым по отношению к тем, кому дозволяется быть осужденными за их грех, совершенный в Адаме, а также за все индивидуальные грехи, которые они накопили в течение жизни. Их сердца ожесточены не в результате какого- то Божественного действия, но просто по причине Божественного недействия, то есть потому, что Бог не был к ним милостив. И наоборот, независимо от человеческих различий, но на основе непостижимого решения, Бог избирает быть милостивым к остальным8,. Этим последним Бог свободно подает благодать, чтобы они могли иметь веру и в вере молиться, в вере привлекаться ко Христу, в вере совершать добрые дела. Единственным основанием веры и ее действия является благодать. Не остается никакого места для заслуг, предшествующих Божественной милости9. Августин не собирается совсем отрицать заслуги, поскольку говорит, что вечная жизнь - это награда за верную жизнь верующего. И тем не менее, поскольку эта верная жизнь является результатом благодатного присутствия Бога, ее достижение состоит из благодати, вознаграждающей благодать10.
Именно это провозглашение учения о самовластности благодати, составленное в противовес каким-либо пелагиан- ским взглядам, и нашел Флор, а затем послал его своим брать- ям-монахам в Адрумет. Там это письмо, написанное десятилетием ранее, вызвало серьезное волнение и даже породило новую проблему, выводящую обсуждение за рамки пелагиан- ского спора. Действительно, позиция Пелагия была весьма близка, по крайней мере на первый взгляд, монашескому пониманию христианской жизни. Сам Пелагий был аскетически настроенным христианином, не удовлетворенным распущен
ностью Церкви в Риме и стремившимся ее очистить и обновить. Его идеал заключался в том, что все члены Церкви должны жить в соответствии с дисциплиной христианского совершенства как избранные, которые в стремлении к послушанию отвращаются от испорченности и сетей мира сего11. Таким образом, подчеркивалась человеческая ответственность и исключались какие-либо оправдания. Несмотря на схожесть этой точки зрения с учением христианского монашества, между ними были и серьезные расхождения. Пелагий в гораздо большей степени, чем североафриканские монахи, ставил акцент на человеческой ответственности в ущерб благодати. В свою очередь монахи гораздо более ясно указывали на необходимость Божественной помощи, чем это делал Пелагий.
Можно, конечно, сказать, что Августин как епископ, исходя из пастырской заботы о реальностях жизни своей паствы, вступил в борьбу с Пелагием за «инклюзивную» Церковь, знакомую с проблемами обыденной христианской жизни12. Более того, можно сказать также и о том, что Августин как монах и к тому же основатель и блюститель своей собственной монашеской общины в г. Гиппоне, несомненно, знал о целях и требованиях монашеской жизни. И все-таки, несмотря на эту двойную осведомленность, Августин мог оказаться не соответствующим роли выразителя взглядов как мирян, так и монахов.
Что касается мирян, то ясно, что Августин, в силу своей полной убежденности в человеческом бессилии, ставшем результатом падения Адама, был гораздо более терпим к слабостям своих собратьев-христиан, чем Пелагий. Его позиция отражала попытку одновременно реалистически оценивать возможности подавляющего числа членов Церкви вести христианскую жизнь и с терпением относиться к их медленному и небеспрепятственному возрастанию в благодати. Не могло быть и речи о каком-либо «христианском элитизме», поскольку признавалась совершенная неспособность человека творить добро помимо благодати. Тем не менее точка зрения Августина, для которого средством исцеления от человеческой греховности была Божественная самовластность, ставившая под вопрос любую человеческую деятельность, никогда не была полностью воспринята Церковью. Другими словами, епископ Гиппонский мог быть выразителем мнения среднего верующего, делая упор на «инклюзивную» воинствующую Церковь, но вряд ли делая равный упор на «эксклюзивной» торжествующей Церкви. Критерии же, которые позволяют стать членами этой последней, оставались, конечно, сокрытыми в Боге.
<...>
Выводы престарелого епископа относительно роли благодати, содержащиеся в письме к Сиксту, которые еще ждала более полная разработка, привели в смятение монахов Адру- мета. Были поколеблены сами основания их существования. Говоря кратко, августиновское акцентирование роли благодати, не оставляющее места для каких-либо притязаний на заслуги, поставило под вопрос монашеское стремление к возрастанию в совершенстве, к достижению единства с Богом. Монахи, которые вели целеустремленную и дисциплинированную жизнь, поняли, что если процесс личного спасения от начала до конца полностью зависит от одной лишь благодати и если логика действия этой благодати по существу непознаваема, значит, оказываются шаткими все основания для стремления жить сообразно Богу, для стремления к внутреннему устроению, направленному на достижение любви к Богу13.
Ясно, что антипелагианские взгляды Августина привели в ужас насельников Адрумета. Неясно другое: как первоначально монахи сформулировали проблему. Есть две причины этой неясности. Во-первых, мы не знаем, какие вопросы поставили монахи, и располагаем лишь ответами тех, к кому они обратились за советом. Во-вторых, в отличие от хорошо разработанного южногалльского монашеского богословия, например, в творениях преп. Иоанна Кассиана, у нас нет сведений о североафриканском монашеском богословии, или же оно вообще не получило подробного выражения, что больше похоже на правду14. Поэтому мы не знаем точно, какие вопросы возникли у насельников Адрумета. В то же время, очевидно, речь шла не просто о продолжении пелагианского спора, так как монахи не столько стремились оспорить августиновские взгляды на благодать, сколько понять, как они отразятся на их понимании монашеской жизни.
Мы знаем о том, как развивались события, по крайней мере, в общих чертах. Обнаружив письмо Августина к Сиксту, Флор послал его копию в Адрумет с другим монахом, Феликсом, а сам отправился в Карфаген15. Вернувшись в Адрумет, Флор сообщил настоятелю Валентину, что письмо породило серьезные разногласия среди монахов. Сам настоятель не знал о возникших волнениях, потому что Феликс не показал ему привезенную копию письма и никто не сообщил о том, что среди монахов возник спор16. Валентин не выразил сомнений относительно авторства Августина и даже одобрил его содержание, хотя некоторые монахи не были уверены ни в том, ни в другом17.
Убежденный в том, что проблема сводится к непониманию неопытными монахами учения Августина, Валентин обратился за помощью к епископу Еводию из Узалиса с просьбой растолковать содержание письма18. Ответ Еводия принес мало пользы. Он кратко изложил свое понимание того, что Адам обладал свободной волей, которая из-за своего неправильного использования в значительной степени утратила силу. Это ослабление воли затронуло не только первого человека, но также и всех его потомков. Христос был послан как врач, чтобы исцелить эту болезнь, и Его содействие необходимо для восстановления воли в ее изначальном состоянии. Относительно основного содержания письма Еводий высказался в том смысле, что все, что ни случается, происходит в соответствии с Судом Божиим, который сокровенен, но никогда не бывает несправедливым. Следует молиться, чтобы достичь понимания; не нужно поднимать спорных вопросов, а нужно с благоговением изучать творения Учителей Церкви и деяния соборов16.'
По ходу дела Валентин также обращался за советом к ближайшему священнику Януарию17. Письмо, которое Януа- рий прислал в ответ, достойно внимания по крайней мере по двум причинам. Во-первых, оно свидетельствует о том, что автор полностью согласен со взглядами Августина на человеческие способности и Божественную благодать18. Во-вторых, его
Поделитесь с Вашими друзьями: |