Г. В. Синило Загадки Экклесиаста: религиозно-философская и социально-этическая проблематика Как уже отмечалось ранее, к числу самых загадочных и неоднозначных книг библейского канона относится Книга

(Еккл 1:2; перевод И. М. Дьяконова)³

«Суета сует» – эти слова являются одним из самых известных, наиболее часто цитируемых библейских высказываний, навсегда вошедших в различные языки на уровне бытовой речи. Это привело к тому, что оно стало расхожим выражением, в котором стерся, затемнился изначальный «экклесиастовский» смысл, достаточно сложный для понимания и перевода на другие языки.

Одно понятно: слово <ѓавэль> (основная словарная форма – <ѓэвэль>), традиционно переводимое как «суета», или «тщета», не имеет точного соответствия в русском языке. Его можно перевести и как «дуновение», «дыхание ветра», «дыхание», «пар, вылетающий изо рта». Таково изначальное библейское значение этого слова, что подтверждают другие библейские контексты. Так, Второисаия, неведомый пророк, продолживший Книгу пророка Исаии в Вавилонском плену, пишет о языческих идолах: «...всех их унесет ветер, умчит дуновение...» (Ис 57:13; перевод Д. Йосифона)¹. На месте слова «дуновение» в оригинале стоит ѓавэль (ср. Синодальный перевод: «...всех их унесет ветер, развеет дуновение»). Известный немецкий библеист О. Лорец считает, что наиболее адекватный перевод слова ѓэвэль в словоупотребении Экклесиаста – Windhauch («дуновение ветра») и что оно в данном случае обозначает именно краткость, хрупкость человека и земного бытия². Действительно, слово ѓэвэль означает прежде всего все эфемерное, улетучивающееся, быстро и бесследно исчезающее. Так, согласно толкованию еврейских мудрецов-экзегетов, этот же корень не случайно звучит в имени Ѓэвеэь – Авель, который был убит своим братом Каином и ушел из этого мира, не оставив после себя потомства. Таким образом, еще один вполне возможный перевод ѓэвэль – «хрупкость», «бренность», «бесплодность», «бесследность», «пустота». В Библии слово ѓэвэль, как замечают И. М. Дьяконов и Л. Е. Коган, «гораздо шире... употребляется в переносном значении, обозначая целый ряд абстрактных понятий: непостоянство, обманчивость, пустое времяпрепровождение, бесплодные надежды...»³ Так или иначе, это слово как нельзя лучше подчеркивает бренность, хрупкость, изменчивость всего существующего, и Экклесиаст бесконечно повторяет: все есть ѓэвэль – вся жизнь человека и все его дела (Еккл 2:1–17), весь его труд (Еккл 2:11, 18, 20–22), его мудрость, но равно и глупость (Еккл 2:19), все его чувства – печаль, скорбь, радость (Еккл 2:23–26), его быстро проходящая молодость (Еккл 11:10); но и все живое – это ѓэвэль, или – в словосочетании и финале высказывания – ѓавэль (Еккл 3:19).

Таким образом, бренность бытия – один из лейтмотивов Экклесиаста, и здесь явственнее всего обнаруживаются параллели с египетской «Песнью Арфиста» и некоторыми фрагментами вавилонского «Эпоса о Гильгамеше». Неведомый еврейский мудрец и поэт начинает с признания абсолютной преходящести всего сущего, повторяя бесконечно эту мысль. Однако одновременно он изначально вносит в слово ѓэвэль оттенок аксиологического значения: ведь в чем смысл, если все ѓэвэль? Известный библеист С. Л. Сиу, поясняя, что слово ѓэвэль означает нечто мимолетное, физически не осязаемое и духовно не ощутимое, убежден, что благодаря этому слову Коѓэлет вовсе не утверждает бессмысленности, неважности и незначимости всего сущего, но «лишь то, что все находится вне восприятия и понимания человека»¹. С этим вряд ли можно согласиться, как и с утверждением Й. Вейнберга о том, что у Экклесиаста слово ѓэвэль «лишь изредка применяется в аксиологическом смысле... а в абсолютном большинстве случаев лишено выраженных аксиологических аллюзий и обозначает нечто непостоянное, текущее и изменчивое в природе и в человеческой жизни...»² Скорее, можно утверждать, что Коѓэлет соединяет изначальное конкретное значение слова ѓэвэль, действительно не несущее в себе аксиологических коннотаций, со значением именно аксиологическим: все есть не просто изменчивость и бренность, но все есть напрасность, тщета, пустое, бесполезное и даже обезбоженное. Ведь уже в самой Торе, а затем и у пророков слово ѓэвэль имеет ярко выраженный оценочный характер, связанный с важнейшими духовными ценностями, с главным религиозно-этическим выбором, который должен сделать человек, – выбором между верностью Единому Богу и изменами Ему с ложными богами, между осмысленной жизнью по заповедям Божьим и жизнью, растраченной впустую, между путем праведника и путем грешника. Так, очень показательно, что в Книге Второзакония слово ѓэвэль во множественном числе используется для обозначения языческих идолов, лжебогов, кумиров, причем в выражении, вложенном пророком Моисеем в уста Господа, гневающегося на отступивших от Него: