Дипломы, рефераты, контрольные на заказ а также эссе, отчеты по практике, диссертации и многое другое

§ 4. Формы эвтаназии

Комплексный характер эвтаназии как социально-правового явления обусловливает выделение ее различных форм, в совокупности которых проявляются ее сущностный характер и содержание.

В качестве основного критерия для классификации форм эвтаназии следует принять характер действий, направленных на умышленное умерщвление больного. С учетом данного критерия эвтаназия может осуществляться в двух формах: активной и пассивной. Различие между активной и пассивной эвтаназией рассматривается специалистами как важнейшая проблема медицинской этики*(141). Представляется, что это различие имеет значение и для квалификации эвтаназии с точки зрения уголовного закона, так как должно порождать различные правовые последствия.

Под активной эвтаназией понимается умышленное причинение неизлечимо больному по его просьбе быстрой и легкой смерти с целью избавления его от мучительных физических страданий, осуществленное по мотиву сострадания.

В реальной жизни деяния, которые не всегда обоснованно причисляют к эвтаназии, осуществляются в разнообразных формах и обусловливаются различной мотивацией. И хотя наиболее распространенным мотивом является сострадание врача, родных, близких, друзей и т.д. к безнадежно больному, в основе которого лежит желание больного, однако практике, к сожалению, известны случаи умерщвления, которые, по мнению автора, нельзя расценивать в качестве эвтаназии: совершаемые врачом по собственной инициативе и разумению при отсутствии ясно выраженного желания больного. Причем речь идет и о ситуациях, когда больной находится в сознании, но его мнение просто не принимается во внимание, и о ситуациях, когда больные пребывают в состоянии, лишающем их возможности выразить свою волю. Медицинской, да и следственной практике известны случаи, когда врач, к примеру, якобы представляя себе перспективу мучительного протекания неизлечимой болезни, самостоятельно принимает решение лишить жизни пациента и увеличивает положенную дозу лекарства до смертельной.

Характерным подтверждением сказанному может служить судебный процесс в Вене над четырьмя медицинскими сестрами "милосердия", которые в период с 1983 по 1989 г. умертвили 50 больных посредством сильнодействующих снотворных средств. С их слов, они таким образом хотели положить конец невыносимым мукам своих беззащитных и беспомощных пациентов в клинической больнице в пригороде Вены*(142).

Рассмотрим несколько примеров активной эвтаназии с описанием обстоятельств, сопутствующих ей, ставших широко известными благодаря активному освещению в средствах массовой информации.

Зигмунд Фрейд впервые узнал о своей болезни (рак полости рта) в 1923 г. Его челюсть становилась все меньше и меньше, так как с каждой последующей операцией удалялся новый участок подозрительных тканей. За последующие годы жизни Фрейд подвергался хирургическому вмешательству в среднем 2-3 раза в год. А всего с 1923 по 1939 г. количество операций составило 31. В 1929 г. лечащим врачом Фрейда стал Макс Шор. Перед ним Фрейд поставил условие: в случае, если боль станет невыносимой, он не позволит пациенту страдать без необходимости. В феврале 1939 г. опухоль была признана неоперабельной. В августе не стихающие ни днем, ни ночью боли начисто лишили Фрейда возможности работать. 21 сентября 1939 г. З. Фрейд напомнил другу и врачу о данном 10 лет назад обещании. Через двое суток без колебаний Шор ввел ему дозу морфия, достаточную для того, чтобы он уснул навсегда.

Данный случай должен быть квалифицирован как активная эвтаназия, поскольку деяние, его составляющее, полностью соответствует признакам активной формы эвтаназии.

Лишение пациента жизни может быть совершено совместными действиями врача и больного, так называемое самоубийство при врачебном содействии (к примеру, больной принимает предоставленные врачом средства для наступления быстрой и легкой смерти). Однако, по нашему мнению, эти случаи не являются эвтаназией*(143).

Иллюстрацией подобного может служить бельгийская история Жан-Мари Лорана, автора книги "Помогите мне умереть". Своеобразным послесловием к ней стали слова, которые он вывел на экране компьютера: "Я объявляю, что после двух лет борьбы за право умереть достойно попросил врача выполнить акт эвтаназии, на который сам я был физически не способен. Я ушел счастливым и умиротворенным".

Накануне он увиделся со всеми, кто ему дорог, поставил последнюю точку в дневнике. Потом остался наедине с врачом и другом Джеймсом. Тот дал ему смесь под названием "коктейль Мэрилин" - по имени американской кинозвезды, умершей якобы от такого же "снадобья", выпив которую, Лоран уснул и утром не проснулся*(144).

Его жизнь была исключительна. В результате медицинской ошибки в детстве - неправильно сделанной прививки - его поразила болезнь Шарко-Мари-Тота, которая проявляется в постепенной и необратимой деградации мышц. С 9 лет Лоран был прикован к инвалидному креслу, но боролся за жизнь, получил образование и, бросив вызов судьбе, стал агентом бюро путешествий, ведущим на телевидении, написал первый туристический путеводитель по Бельгии для инвалидов.

Обо всем этом рассказано в его автобиографической книге. Она заканчивается словами о том, что автор прожил прекрасную жизнь и не хочет, чтобы она была испорчена ужасной смертью. Книга разошлась огромным для Бельгии тиражом и способствовала началу дискуссии о частичной легализации эвтаназии. "Наследие Лорана" стало темой заседания бельгийского парламента.

Анализ ставших достоянием общественности случаев умерщвления больных показывает, что на практике они зачастую осуществляются с помощью различных технических средств (при непосредственной помощи и консультации врача), специально предназначенных для этого, что дало основание называть их "инструментарной эвтаназией".

Так, самый неожиданный и, возможно, самый циничный из известных способов добровольного ухода из жизни изобрел австралийский доктор Ф. Ницшке. Изнуренному бесцельной борьбой за жизнь больному предлагается сыграть с компьютером. В случае проигрыша на экране появляется вежливый вопрос: "Завершить игру?". Получив утвердительный ответ, электронный партнер дает сигнал механизму, который производит больному смертельную инъекцию.

Этот же австралиец обнародовал свое намерение арендовать судно под голландским флагом, которое будет курсировать в нейтральных водах у берегов Австралии. Любой желающий стать пациентом доктора Ницшке может подняться на борт "корабля смерти", но при условии, если до этого будет установлено, что он неизлечимо болен и невыносимо страдает*(145).

Занимался созданием устройства для самоубийства и англичанин Д. Кинстоун (1881), который для этих целей разработал специальное кресло, куда садится желающий умереть счастливой, радостной смертью. С помощью рычагов управления самоубийца вначале включал подачу газа, содержавшего гашиш, а затем автоматически происходило восемь выстрелов - два в область сердца, два - в легкие, два - в область желудка, два - в теменную область головы*(146).

В связи с этим также уместно вспомнить нашумевшее дело американского врача Джека Кеворкяна, создавшего и претворившего в жизнь "машину смерти", с помощью которой он отправил в мир иной 130 больных по их просьбе.

Американский патолог*(147) доктор Джек Кеворкян (Jack Kevorkian) закончил Мичиганский университет в 1952 г. Врач в армии США во время Корейской войны, он еще в годы своей резидентуры заинтересовался "трупной" тематикой, выполнив исследование по истории аутопсии. Старый холостяк, увлекающийся живописью и музыкой, он не хочет жить по стандарту, даже американскому. В 1960 г. он выпустил книгу, где предложил заменить смертную казнь клиническими экспериментами на осужденных преступниках*(148). В 1966 г. он был вынужден оставить работу патолога в г. Понтиаке из-за увлечения методами переливания трупной крови, а в 1970 г. доктор Кеворкян, патолог одной из больниц Детройта, неожиданно перебрался в Калифорнию, чтобы заниматься только живописью и музыкой.

Начинал он с проверенной, но устаревшей технологии отравления пациента угарным газом по методу другого известного врача - изобретателя "газвагена" доктора Менгеле. Но потом, получив финансирование со стороны крупных американских филантропов, доктор Д. Кеворкян смог сосредоточиться на чисто научной работе и изобрел аппарат "мерситрон". Нажав на его кнопку, пациент самостоятельно вводит себе снотворное, а затем "мерситрон" автоматически впрыскивает в вену спящего хлорид калия, парализующий сердечную мышцу.

Впоследствии Джек Кеворкян еще несколько раз был под судом, так как помог выполнить самоубийство нескольким десяткам больных, но каждый раз суд присяжных его оправдывал, хотя лицензии на врачебную практику он был давно лишен.

Все деяния Д. Кеворкяна не выходили за рамки пособничества в самоубийствах, хотя и назывались обывателями эвтаназией. Но однажды Д. Кеворкян действительно совершил эвтаназию - собственноручно умертвил безнадежно больного 52-летнего Томаса Юка, нарушив тем самым уголовное законодательство США, в результате чего в 1999 г. обвинен в убийстве второй степени и приговорен к тюремному заключению сроком на 15 лет*(149).

Желание "сопереживающих" лишить жизни больного - это лишь одна сторона эвтаназии. Существует и другая проблема - ясно и однозначно выраженное желание, стремление некоторых людей к смерти и их требования, обращенные порой к самым высоким властным органам, разрешить в отношении них акт эвтаназии.

Так, несколько лет спустя после дела Д. Кеворкяна*(150) право на смерть получила некая "мисс Би", так прозвали в британской прессе женщину, имя которой по этическим соображениям не разглашается. Случившийся около года до описываемых событий разрыв на шее одного из кровеносных сосудов, питающих головной мозг, привел к тому, что тело 43-летней "мисс Би" оказалось полностью парализованным, и дышать она могла только с помощью специального аппарата. Больная, находясь в абсолютно здравом уме и твердой памяти, неоднократно просила об отключении поддерживающей ее существование медицинской аппаратуры. Однако врачи по юридическим причинам не могли выполнить просьбу пациентки. Чтобы получить возможность самой определить время своего ухода из жизни, британке понадобилось несколько судебных процессов. Ее иск был отклонен судом первой инстанции, после чего она обжаловала приговор уже в Верховном суде страны.

Слушания в Верховном суде не были похожи на другие судебные процессы. В зале суда было установлено несколько видеокамер и мониторов. При их помощи члены жюри могли наблюдать за парализованной женщиной в ее больничной палате. "Мисс Би" со своей стороны следила за ходом разбирательства и давала показания. Обозреватели не исключают, что именно этот телемост предопределил исход дела. Вскоре после заслушивания показаний "Мисс Би" свой окончательный вердикт вынесла судья Дейм Элизабет Батлер-Слосс, подчеркнув, что "жить в таком состоянии гораздо тяжелее, чем умереть, поэтому не нужно мешать природе делать то, что она уже начала делать"*(151). Оглашение вердикта транслировалось в палату больной. Выслушав его, женщина сказала, что "очень довольна вынесенным решением"*(152).

Теперь, сообщает Reuters, неизлечимо больная женщина может сама подписать себе смертный приговор и определить дату и час своего ухода из жизни*(153).

Газетные обозреватели между тем отмечали, что решение Верховного суда Британии создает прецедент применения в стране легальной эвтаназии. Аналогичные судебные иски будут неизбежно рассматриваться через призму дела "Мисс Би". Высказывались также мнения о том, что решение британского суда повлияет на исход дела еще одной британки, 43-летней Дайан Претти. Как и "Мисс Би", эта женщина несколько месяцев отстаивала свое право на смерть. Дайан страдала неизлечимым заболеванием опорно-двигательного аппарата. Болезнь прогрессировала. Женщина надеялась, что суд разрешит ей уйти из жизни с помощью ее супруга Брайна. Он был согласен. Но не согласна прокуратура Соединенного Королевства. Ее представители не давали гарантий, что за содействие в смерти супруги Брайна Претти не привлекут к суду. Заявления Дайан были отклонены Верховным и апелляционным судами. Не встретила понимания она и в Палате лордов Великобритании. Последней надеждой был для нее Европейский Суд по правам человека в Страсбурге, куда она прибыла, чтобы лично присутствовать при рассмотрении дела.

Адвокаты женщины намерены были доказать, что в случае с их клиенткой британские суды нарушают сразу несколько статей Конвенции по правам человека, в том числе статьи, регламентирующие право на жизнь, свободу совести и гуманное обращение.

Спустя некоторое время Дайан Претти скончалась, так и не добившись положительного решения британского и Европейского судов не преследовать мужа, который был готов помочь ей добровольно уйти из жизни.

Таким образом, было положено начало решению проблем эвтаназии на уровне международных судебных учреждений.

Проанализировав ставшие известными случаи эвтаназии и смоделировав на их основе возможные ситуации, полагаем, что не являются активной эвтаназией: 1) так называемое убийство из "милосердия", происходящее в случаях, когда врач, не руководствуясь просьбой безнадежно больного (как правило, в такой ситуации находящегося в коме или ином тяжелом состоянии, при котором он лишен возможности выразить свое согласие или дать просьбу на причинение ему смерти), видя его мучительные страдания, которые обязательно в скором времени приведут к смерти, и, будучи не в силах их устранить, например, вводит ему сверхдозу обезболивающего препарата, в результате чего наступает смертельный исход; 2) "самоубийство, ассистируемое врачом", при котором врач только помогает неизлечимо больному человеку покончить с жизнью, например, дает таблетки, после приема определенного количества которых наступает смерть. Решающие действия осуществляет пациент самостоятельно*(154).

Активную эвтаназию составляют лишь действия врача или иных лиц по причинению быстрой и легкой смерти, осуществленные собственноручно в отношении безнадежно больного по просьбе последнего. Различие между сказанным и приведенными случаями убийства и ассистируемого самоубийства заключается в том, что в первом случае отсутствует просьба пациента на причинение ему смерти, во втором случае согласие имеется, но действия врача ограничиваются содействием (помощью) в самоубийстве, так как врач лишь предоставляет средство, позволяющее последнему покончить жизнь самоубийством.

Пассивная (негативная) эвтаназия. Пассивная эвтаназия заключается в ограничении или прекращении специфического лечения безнадежно больных умирающих пациентов, основанном на их просьбе, ввиду того, что оно лишь продлевает период физических и моральных страданий без улучшения их состояния.

Декларация ВМА об эвтаназии 1987 г. "не исключает необходимости уважительного отношения врача к желанию больного не препятствовать течению естественного процесса умирания в терминальной фазе заболевания"*(155). Так как Российская Федерация с 1987 г. (еще СССР) является участницей ВМА, то в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции России это положение распространяется и на нее.

Если не провести четкую грань между различными ситуациями по неоказанию медицинской помощи безнадежно больному, окажется, что пассивной эвтаназией будет считаться не только отказ пациента от лечения в ситуации, когда болезнь несет непосредственную угрозу его жизни, но и, скажем, выписка пациента из больницы домой в том случае, когда ясно, что болезнь неизлечима. Ведь независимо от того, делается ли это по желанию пациента или по самостоятельному решению медицинского персонала, тем самым прекращается процесс лечения. Очевидно, что это проявление достаточно часто встречается в практике.

Применение так называемой пассивной эвтаназии не противоречит морально-деонтологическим установкам современной медицины и ее нормальной практике. Между тем, с моральной точки зрения, при анализе отказа от лечения значимой является, прежде всего, разница между ситуацией, когда принимается решение не начинать лечение, и ситуацией, когда прекращается уже начатое лечение. Если в первом случае субъект ограничивается тем, что ничего не делает, то во втором ему приходится совершить некоторые действия - например, отключить аппарат искусственной вентиляции легких.

Поэтому из определения пассивной эвтаназии следует исключить случаи, когда лечение вообще не начинается. Тем более что законодатель криминализовал такие деяния в ст. 124 УК РФ.

При таком подходе пассивной (негативной) эвтаназией следует признать отказ от начатого жизнеподдерживающего лечения по просьбе неизлечимо больного для умышленного и весьма скорого причинения смерти посредством воздержания от выполнения действий, направленных на поддержание жизни, с целью избавления его от мучительных физических страданий, осуществленное по мотиву сострадания.

Таким образом, пассивная эвтаназия осуществляется путем бездействия - больному не оказывается необходимая медицинская помощь.

Примером может служить неоказание медицинской помощи больному, находящемуся в такой ситуации, когда он не в состоянии по физиологическим причинам совершить самоубийство, избавив себя от страданий в результате так называемого "синдрома изоляции" (1осkеd-in syndrom). В этом случае сохранена способность к самостоятельному дыханию, артериальное давление удерживается на достаточном для жизни уровне, больной может реагировать на внешние раздражители и отвечать движениями глаз*(156).

Между тем, в уголовно-правовой науке существует позиция, отвергающая саму возможность совершения убийства путем бездействия, поскольку при бездействии лицо не совершает активных волевых целенаправленных действий по причинению физического вреда, а лишь создает условия для разрушительной работы стихийных сил*(157). Но эта позиция вступает в противоречие с общепризнанным в науке уголовного права фактом опосредованного причинения бездействием ущерба охраняемым уголовным законом объектам.

В рассматриваемом случае речь идет о воздержании от применения активных мер, направленных на поддержание жизни человека. В связи с этим существенное значение приобретает выяснение обстоятельств, характеризующих возможность медицинских работников предотвратить смерть потерпевшего. С.В. Бородин, Т.В. Кондрашова, Ш.С. Рашковская, Е.А. Фролов и др.*(158), например, считают, что в ситуации, когда врач преднамеренно, с целью умерщвления не оказывает больному нужной, предписанной помощи, не применяет необходимых методов лечения, которые могли бы предотвратить смерть, имеет место причинение смерти путем бездействия.

Однако, как уже было сказано, положение человека в подобных ситуациях может быть таковым, что он порой по физиологическим причинам не может не только совершить самоубийство, но даже высказать свое желание о прекращении жизни. В связи с этим закономерен вопрос: может ли кто-то помимо самого больного быть наделен правом принятия такого решения? Полагаем, что ответ может быть только отрицательный. Инициатива в решении этого вопроса не должна зависеть от субъективного мнения других лиц. Обратимся к известной практике.

В связи с этим представляет интерес дело Кразен против директора Департамента здравоохранения штата Миссури (Сrusan v. Director, Missouri Department of Health, 1990, практика Верховного Суда США). 25-летняя Нэнси Бет Кразен, находящаяся в "вегетативном" состоянии в результате автокатастрофы, продолжительное время была госпитализирована за счет властей штата. У нее наблюдались отдельные двигательные рефлексы, но не осуществлялись основные жизненные функции. Когда стало ясно, что у пациентки нет каких-либо шансов на восстановление, родители обратились в суд с просьбой об отключении аппаратуры искусственного жизнеобеспечения. Суд первой инстанции удовлетворил требования родителей, ссылаясь, в том числе, на информацию о том, что сама Нэнси еще при жизни рассказывала своей соседке о предпочтении умереть, чем жить как "растение"*(159). Однако последующие инстанции, включая Верховный суд США, не согласились с мнением суда низовой инстанции. "В решении по делу Кразенов Верховный суд не счел их желание прервать существование дочери и ее высказывания до катастрофы достаточными основаниями для подтверждения правомерности решения суда первой инстанции"*(160).

Правовая основа решения сводилась к следующему. Законодательство штата разрешало отключение аппаратуры только тогда, когда сам больной, а не его родственники, выразит намерение об отказе от лечения "явно и убедительно". В этом случае никто иной не мог принимать такого решения. Верховный суд подтвердил правомочие штата устанавливать дополнительные процедуры, цель которых - защита прав гражданина, поскольку "могут иметь место злополучные ситуации, в которых члены семьи не будут действовать на его благо". Принятое властями штата более строгое процессуальное требование относительно стандарта доказательства может предотвращать злоупотребления"*(161).

Однако существуют и иные воззрения об учете просьбы родственников. Так, А.Э. Уолкер считает, что не требуется просьбы родственников об эвтаназии лица, находящегося в вегетативном состоянии, поскольку "такая предосторожность не имеет никакого смысла, ...родственники не в состоянии решить, умер человек или нет"*(162).

С мнением А.Э. Уолкера невозможно ни согласиться, ни возразить против него, поскольку в нем допущено то смешение понятий и терминов, о которых мы упоминали в предыдущем параграфе. Указанный исследователь говорит об эвтаназии, но уже по отношению к умершему. Поэтому полагаем: если употреблять термин "эвтаназия" - то это деяние может быть только по просьбе больного, а если отключение от аппаратуры фактически умершего - то, конечно же, по усмотрению врачей.

Некоторые российские ученые высказывают мнение о том, что приоритет в решении вопроса об отключении от аппаратуры больного должен принадлежать врачам. Так, Г.Б. Романовский пишет: "Действительно, семья будет принимать решение не на основании того, что они смогут провести самостоятельное медицинское обследование, а на основании тех сведений, которые им представит соответствующий медицинский работник"*(163).

Однако с такой позицией также невозможно согласиться, ведь в такой ситуации вполне может иметь место врачебная ошибка или, хуже того, преступное злоупотребление со стороны медицинского персонала, которое в связи с его повторяемостью получило даже самостоятельное название - принудительная эвтаназия.

Примером так называемой принудительной эвтаназии, а точнее, убийства, может служить дело Михаэлы Редер из Вупперталя, которая была в 1989 г. осуждена за убийство 17 пациентов. Из ее показаний следовало, что она сделала смертельные уколы неизлечимо больным, но не по их просьбе, а якобы из чувства сострадания к ним.

Несколько позднее, а именно в июле 2004 г., Окружной суд Тель-Авива удовлетворил иск об умерщвлении, названном эвтаназией, без письменного согласия больного. С иском в суд обратились родственники 74-летнего израильтянина, который находился в коме восемь месяцев. Они просили отключить его от аппаратов, поддерживающих жизнь пациента.

К примерам так называемой принудительной эвтаназии (читаем убийства) относят также случаи умерщвления новорожденных, когда такое решение принимается родителями.

Вопрос о корректности применения в данном случае термина "принудительная эвтаназия" вызывает обоснованные сомнения. Полагаем, что термин "принудительная эвтаназия" возник в результате некой внешней схожести с эвтаназией, а также правовой неурегулированности подобных ситуаций, и является не чем иным, как разновидностью умышленного лишения жизни другого человека, т.е. убийством. Представляется не требующим комментариев то, что особую опасность такие ситуации вызывают в свете современных достижений в области трансплантологии.

В настоящее время можно констатировать, что реаниматология добилась таких успехов, когда клиническая смерть отнюдь не означает необратимый процесс умирания. Недавно разработанные методы на сегодняшний день позволяют поддерживать жизнь таким серьезно больным людям, достижение чего еще вчера не представлялось возможным. Сейчас только церебральная смерть (смерть головного мозга) не может быть преодолена медициной, хотя приборами фиксируется по одному удару сердца на 3-й и 9-й дни после смерти. "Смерть и наступающая затем гибель клеток не означают, однако, что все процессы в организме прекращаются. На атомном уровне продолжают свой бесконечный головокружительный бег элементарные частицы, движимые энергией, которая существует с начала всех времен. Как говорил Лавуазье, "ничто не создается заново и ничто не исчезает навсегда, все только трансформируется"*(164). Это заставляет задуматься над тем, до какого момента врачи обязаны бороться за жизнь человека*(165). Ведь от юридического закрепления момента смерти зависит не только возникновение тех или иных юридических последствий, связанных, в частности, с привлечением к ответственности лица, нанесшего здоровью ущерб, несовместимый с жизнью, наследованием, но длительность проведения реанимационных мероприятий, в том числе и момент принятия решения об их прекращении.

Современной наукой разработаны различные методы принудительного обеспечения работы сердечно-сосудистой системы - дефибрилляция сердца, вентрикулярная, респираторная поддержка, мониторинг и стимуляция сердца, диализ. Как следствие, больные оказываются в ситуациях, когда медицина может искусственно поддерживать жизнь в больном человеке, не надеясь привести его в сознание и вернуть к нормальной жизни. Неудивительно, что все чаще и чаще возникает вопрос о целесообразности реанимации, пищей для которого служат, в том числе, и некоторые известные случаи затянувшейся бессмысленной реанимации. Показателен в этом отношении случай, произошедший с Полом Бейлейем, умершим в 1982 г., который пробыл в коматозном состоянии 25 лет.

Неурегулированность в данном вопросе порождает крайне негативные тенденции. В связи с этим в настоящее время уже никого не удивляет вопрос о целесообразности проведения реанимационных мероприятий в отношении, например, пожилых людей. Да и не только. В нашу жизнь уверенной поступью вошел термин "медицина катастроф". В критических ситуациях событий с трагическими последствиями, одновременного причинения тяжких ранений десяткам, а то и сотням людей врач определяет, кому оказывать помощь в первую очередь, а кто, с его точки зрения, безнадежен.

Решение этих вопросов отдано на усмотрение специалисту - врачу, который тем самым оказывается обремененным дополнительной этической ответственностью. А есть ли у врача такое право, пусть даже в самых критических ситуациях, кого-либо оставлять без врачебной помощи? Если врач привыкнет к тому, что можно медицинскую помощь и не оказывать, то в последующем общество будет практиковать ту социальную евгенику, которой прославился гитлеризм. Дальше речь может пойти об уничтожении психически больных, асоциальных элементов и т.д.

Западная практика при решении вопроса о прекращении медицинской помощи обращается к согласию родственников в дополнение к согласию самого больного. В случаях, когда согласием самого больного заручиться невозможно, как правило, исходят из обязательного участия близких родственников в принятии решения об отключении аппаратуры жизнеобеспечения. Медицинский персонал тем самым освобождает себя от возможных исков со стороны близких родственников. В 1976 г. по делу In re Quinlan Верховный суд штата Нью-Джерси "...вывел право на прекращение медицинских процедур по отношению к людям, находящимся в стойком "вегетативном" состоянии; это право должны были осуществлять назначенный по данному делу опекун и семья пациента, так как сам он не был в состоянии это выполнить"*(166).

Но здесь нас может поджидать проблема, заключающаяся в коллизии интересов заинтересованных сторон. Типичный пример - трагедия, разыгравшаяся в Калифорнии (США) вокруг судьбы обреченной на смерть Терри Шиаво.

Терри Шиаво в течение 15 лет находилась в состоянии церебральной смерти. Ее существование поддерживалось питательным раствором, искусственно вводимым в ее организм посредством специальной установки. Больной был 41 год, и в таком состоянии она могла существовать достаточно долго, фактически до биологической смерти в результате естественного процесса старения, т.е. где-то через 30-40 лет. Надежды на выздоровление у врачей не было. Решение должно было быть принято от ее имени близкими родственниками. В данном случае их круг определялся так: ее супруг и родители.

Супруг, Майкл Шиаво, в течение 15 лет выполнявший свой долг перед смертельно больным человеком, не получал ничего взамен. Вероятно, у него могла возникнуть потребность в новом браке, в реализации права отцовства и многого другого, чего, по объективным, не зависящим ни от кого, причинам не мог ему дать брак с Т. Шиаво. Новый брак и реализация в нем этих потребностей юридически были невозможны при наличии прежнего, а расторжение прежнего невозможно в силу недееспособности одной из сторон. Возник замкнутый круг. У родителей Т. Шиаво, Роберта и Мэри Шиндлер, она - единственный ребенок. Реализовать свое право на материнство и отцовство иным способом, как сохранить Терри жизнь, они, в силу возраста, были не способны*(167).

По мнению профессора Ю.А. Дмитриева, юридически приоритет на стороне М. Шиаво. Он приводит следующую аргументацию. Очевидно, что Т. Шиаво по достижении 21-летнего возраста (возраст совершеннолетия в США) стала полностью дееспособной. Это произошло до начала смертельного заболевания. Именно в этом возрасте или чуть позже она осознанно вступила в брак с М. Шиаво, т.е. образовала с ним семью, в связи с чем ее семейные связи с родителями приобрели второстепенный характер*(168). Поэтому именно Майкл Шиаво, а не родители Терри, правомочен был решать вопрос об отключении системы жизнеобеспечения.

Суд Флориды по иску М. Шиаво 18 марта 2005 г. принял решение отключить Т. Шиаво от аппарата искусственного питания. Но в конфликт между спорящими сторонами вступил Президент США Дж. Буш с инициативой законопроекта о сохранении искусственного питания смертельно больной женщине. Тем не менее, дело закончилось тем, что Верховный суд США принял окончательное решение об удовлетворение иска М. Шиаво.

Но можно ли согласиться с доводами Ю.А. Дмитриева? Ответ, конечно же, отрицательный, поскольку супруг не имеет права решать вопрос жизни или смерти другого супруга.

Российские суды не могут применить аналогичную процедуру, практикуемую в некоторых зарубежных государствах. Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан не предусматривают возможности заявления отказа от медицинского вмешательства близкими родственниками за самого пациента. Статья 32 закрепила следующее положение: "В случаях, когда состояние гражданина не позволяет ему выразить свою волю, а медицинское вмешательство неотложно, вопрос о его проведении в интересах гражданина решает консилиум, а при невозможности собрать консилиум - непосредственно лечащий (дежурный) врач с последующим уведомлением должностных лиц лечебно-профилактического учреждения"*(169). В данной ситуации очевидным фактом является то, что в этом случае инициатива кого-то другого, кроме медицинского работника, вообще не предусмотрена. Причем ситуация, когда должен решаться вопрос об отключении медицинской аппаратуры, вообще в законе не рассматривается.

Большинство авторов, в той или иной мере занимающихся проблемой эвтаназии, одобряют метод пассивной эвтаназии и отвергают любую форму применения активной эвтаназии. Однако есть и прямо противоположные суждения. К примеру, не соответствующую общепринятой в юридической науке трактовку дает известный американский философ Дж. Рейчелс, полагая, что "просто "дать умереть" означает процесс сравнительно более медленный и мучительный для больного, тогда как летальная инъекция - процесс относительно быстрый и безболезненный"*(170). В последующем приводится пример с детьми, рожденными с синдромом Дауна. В некоторых случаях заболевание сопровождается непроходимостью кишечника. Родители сознательно не дают согласие на медицинское вмешательство, в результате которого ребенок умирает. Автор признает: "Вопрос решается на не относящихся к жизни и смерти основаниях. Синдром Дауна, а не кишечник составляет здесь проблему". Тем более, что сам ребенок, в отношении которого осуществляется умерщвление, ничего высказать не может. За него принимают решение его законные представители. И не всегда из сострадания, но порой для облегчения своей участи. Это означает, что следует отличать от эвтаназии такое умерщвление, а фактически убийство неполноценных детей путем неоказания им медицинской помощи.

Российские Основы законодательства об охране здоровья граждан предусматривают: "При отказе родителей или иных законных представителей лица, не достигшего возраста 15 лет, либо законных представителей лица, признанного в установленном законном порядке недееспособным, от медицинской помощи, необходимой для спасения жизни указанных лиц, больничное учреждение имеет право обратиться в суд для защиты интересов этих лиц"*(171).

Однако всем понятно, что оказание медицинской помощи, необходимой для спасения жизни, как правило, требуется в кратчайшие сроки. Процедура обращения больничного учреждения в суд не отработана и будет, по-видимому, растянута во времени. В конечном счете смерть несовершеннолетнего может наступить раньше, чем будет достигнут результат обращения. Поэтому вполне справедливыми выглядят вопросы М.Н. Малеиной: "Любой ли родитель может адекватно оценить тяжесть заболевания и возможные последствия? Как соотнести право родителей на отказ от медицинского вмешательства с их обязанностью заботиться о физическом развитии ребенка?"*(172). К ним можно добавить: и где предел родительского усмотрения?

Некоторые исследователи проблематики эвтаназии*(173) выделяют еще одну ее форму - промежуточную между активной и пассивной, называя ее "поддерживаемым", "ассистируемым" самоубийством". К данной форме они относят случаи содействия врача наступлению смерти пациента с помощью обеспечения необходимыми для этого средствами или информацией (летальной дозой снотворного и др.). К примеру, экс-президент Франции Франсуа Миттеран, страдающий последней стадией рака, после консультации с личным врачом сознательно прекратил прием лекарства.

Полагаем, что данная форма, которую правильнее было бы называть смешанной, выделена надуманно и может существовать обособленно лишь в исследовательских целях и с достаточной долей воображения. Ведь основной критерий отличия активной и пассивной форм эвтаназии - это действие. Если выполнены врачом действия, направленные на умерщвление неизлечимо больного по его просьбе с целью предотвратить физические страдания, - налицо активная форма эвтаназии. Если врачом допущено бездействие по тем же основаниям в отношении неизлечимо больного, то это пассивная форма эвтаназии. Так называемая смешанная форма эвтаназии характеризуется действием - врач советует, предоставляет средства для лишения жизни больного. Поэтому поддерживаемое самоубийство" не образует самостоятельную форму эвтаназии а в зависимости от содержания деяния врача всего лишь является разновидностью активной формы эвтаназии, либо содействием в самоубийстве*(174).

Отдельные авторы различают прямую и непрямую эвтаназию, отражающую мотивацию профессиональных решений врача. Прямая эвтаназия - когда врач имеет намерение сократить жизнь пациента; непрямая эвтаназия - когда смерть больного ускоряется как косвенное (побочное) следствие действий врача, направленных к другой цели*(175). Как правило, речь идет об увеличении доз обезболивающего (опиоидов), в результате чего жизнь больного сокращается*(176).

Также чаще в медицинской, реже в юридической литературе встречаются термины "ортотаназия" (отказ от дорогостоящего лечения) и "дистаназия" (продление жизни больного, признанного неизлечимым, во что бы то ни стало)*(177).

Р.Н. Лебедев, один из лидеров реанимации в нашей стране, широко использует термин "антиэвтаназия", означающий применение всех возможных или хотя бы обычных мер, направленных на поддержание жизни. Специально выделяется понятие "гистаназия" - "поддержание врачом жизни больного, признанного неизлечимым, хотя и чрезмерно не страдающего, с помощью чрезвычайных, иногда дорогих средств"*(178).

По мнению профессора медицины А.Н. Орлова, "не будет большим грехом, если вместо терминов "гистаназия", "дистаназия" пользоваться понятием "антиэвтаназия", когда речь идет о "всех возможных", "чрезвычайных", "дорогих" средствах и методах поддержания жизни неизлечимого больного. Ортаназия по сути близка к пассивной эвтаназии"*(179).

Как уже указывалось, в научном обороте существует термин "принудительная эвтаназия". Анализ ситуаций, в которых упоминается о фактах так называемой принудительной эвтаназии, показывает, что в основу деления на добровольную и принудительную эвтаназию положен признак, характеризующий волеизъявление - наличие или отсутствие просьбы больного или его родных о прекращении жизни больного. Добровольная эвтаназия основана на "доброй воле", свободном желании дееспособного, вменяемого пациента. Осознание пациентом последствий осуществляемого на основании его просьбы акта является обязательным признаком добровольной эвтаназии.

О так называемой принудительной эвтаназии, т.е. типичном убийстве, говорят, во-первых, в случае воздействия на волю пациента со стороны врача, близких пациента или третьих лиц (например, путем уговоров, угрозы, шантажа, воздействия на родственные чувства и т.д.); в тех случаях, когда врач руководствуется исключительно просьбой близких или доверенных лиц пациента (например, в тех случаях, когда пациент ввиду крайне тяжелого состояния находится без сознания либо не способен выразить свою волю с помощью известных средств - устно, письменно, с помощью знаков и т.п.).

В зарубежной теории и законодательстве, в тех странах, где эвтаназия разрешена на законодательном уровне, выделяется "криминальная", подлежащая уголовному наказанию эвтаназия и, соответственно, легальная эвтаназия, допустимая при соблюдении установленных законом условий. Например, в Голландии только осуществление врачом эвтаназии без соблюдения установленных законом условий (добровольный запрос пациента и т.д.) составляет криминальную эвтаназию и влечет уголовную ответственность.

По российскому же законодательству осуществление эвтаназии в любой форме признается убийством и квалифицируются по ч. 1 ст. 105 УК. А наличие мотива сострадания учитывается лишь как обстоятельство, смягчающее наказание (п. "д" ст. 61 УК РФ). Поэтому в условиях действующего законодательства говорить о криминальной и легальной эвтаназии мы не можем. В России любое проявление эвтаназии - криминально, так как последняя законодательно запрещена.

В некоторых странах приняты законы, позволяющие дееспособным больным лицам делать "завещания относительно жизни", которые уполномочивают врачей в определенных случаях отказывать им в системах жизнеобеспечения. Так, 37-й Президент США Ричард Никсон после первого инсульта написал обращение к лечащим врачам с просьбой не прибегать к искусственным методам продления его жизни в случае повторения кровоизлияния в мозг, когда он не сможет выразить свою волю.

Обобщая вышеизложенное, можно сформулировать следующие материальные предпосылки*(180), при наличии которых деяние может быть отнесено к активной эвтаназии:

1) действие совершено умышленно;

2) установление "инкурабельности" пациента, т.е. он должен быть безнадежно больным человеком;

3) продолжительность применения методов и средств лечения;

4) наличие у больного невыносимых физических страданий;

5) отсутствие эффективных мер к облегчению страданий;

6) обязательное наличие добровольной просьбы больного об эвтаназии.

Критерии, при наличии которых деяние может быть отнесено к пассивной эвтаназии:

1) бездействие;

2) наличие неизлечимого заболевания с возможным летальным исходом;

3) продолжительность применения методов и средств лечения;

4) невозможность нормальной жизнедеятельности без специальной медицинской аппаратуры;

5) наличие у больного невыносимых физических страданий;

6) обязательное наличие добровольной просьбы больного об эвтаназии.

В специальной литературе выделяются дополнительные признаки эвтаназии, часть из которых закреплена в зарубежных источниках медицинского права, в частности, то, что эвтаназия осуществляется "безболезненно" для пациента, т.е. предполагает использование таких препаратов и средств, которые не вызывают у пациента физической боли либо даже устраняют болевые ощущения, связанные с болезнью. Думается, что для квалификации они не имеют принципиального значения.

Об эвтаназии не идет речь, когда стараются облегчить страдания какого-либо лица, находящегося в последней стадии тяжелой болезни, назначая ему медикаменты, которые лишь непрямым образом могут ускорить физиологический процесс умирания. В этом случае у врачей нет умысла на лишение жизни, они не ставят перед собой цели "помочь умереть" пациенту, но пытаются уменьшить его боль при помощи препаратов, которые лишь в качестве побочного эффекта способны ускорить приближение конца. Смерть здесь не провоцируется преднамеренно, прямым образом, но является возможным последствием обезболивающей терапии.

Кроме того, мы глубоко убеждены, что эвтаназии нет в случае прекращения реанимации, когда состояние церебральной смерти является необратимым (всякое лечение не дает уже никакого результата, не облегчает страданий, не дает никакого шанса на дальнейшее выздоровление, а только продолжает время агонии и, кроме того, приносит невыносимые страдания семье и несоразмерные расходы государству), когда можно с полной уверенностью сказать, что аппарат поддерживает лишь внешнюю видимость жизни, выраженную дыханием и кровообращением, в то время как в действительности человек мертв, не чувствует боли, ведь источник его жизнедеятельности - мозг уже умер. Пребывание пациента в таком состоянии требует огромных затрат, занимается аппаратура, которая может понадобиться тому, кто в ней действительно нуждается. Больной (фактически умерший) не испытывает мук, а его близкие и родные страдают, испытывают душевную боль все время, пока он находится в таком состоянии, которое можно поддерживать длительное время, порою многие годы. Этот вид "легкой смерти" не является убийством, хотя и возникает ощущение, что только от действий врача зависит решение вопроса о жизни и смерти.

Однако в случае наличия реального шанса на выход из коматозного состояния необходимо использовать все возможные методы для того, чтобы поддержать жизнь пациента, поскольку дело спасения человеческой жизни стоит любых усилий.

По этому поводу в юридической литературе сделано предложение принять билль о случаях бесполезности медицинских услуг, который уже в силу своего названия устранил бы многие эмоциональные реакции на слово "эвтаназия". Предлагается, чтобы такой билль был коротким и имел бы следующий текст: "Будет считаться незаконным лишение медицинских услуг, включая терапию по физиологическому возмещению (искусственная вентиляция легких или искусственное кормление), если, по меньшей мере, два независимых зарегистрированных медика-практика, один из которых - консультант-невропатолог, не придут к мнению, что у пациента имеются такие нарушения ЦНС, что он не может существовать без постоянного ухода; постоянно не способен участвовать в практике человеческих взаимоотношений; продолжающееся лечение не может улучшить его состояния и, таким образом, оказывается бесполезным". Вопрос обсуждается с ближайшими родственниками или опекунами пациента*(181).

Возникают трудности с оспариванием предложения, сделанного в таком виде. Можно было бы рассуждать о целесообразности подобного документа, но непонятно, о какой правовой форме идет речь. Не вызывает сомнения тот факт, что "билль" как юридический термин в отечественной юриспруденции абсолютно неприемлем. Непонятно, какое место автор этого предложения ему отводит в структуре правовых российских актов и какие дальнейшие законодательные изменения может и должно повлечь его принятие.

Мы не усматриваем эвтаназии и в ситуации, если неизлечимо больному, болезнь которого естественным образом приводит к смертельному исходу в краткий срок - в случае, когда всякая терапия позволила бы лишь на короткое время продлить жизнь в невыносимых условиях, "дают спокойно умереть".

Другое дело, если умирающий, задыхаясь, умоляет дать лекарство, а сиделка или родственник, в предвкушении наследства или избавления от обузы, отказывает в просьбе. При таком положении вещей и речи быть не может ни об активной, ни о пассивной эвтаназии. Перед нами - состав иного преступления. Исходя из конкретных обстоятельств это может быть или неоказание помощи больному (ст. 124 УК РФ), или оставление в опасности (ст. 125 УК РФ).

Приведенные доводы и рассуждения лишний раз подтверждают, что любая дискуссия об эвтаназии должна быть научно продуманной со стороны юристов, медиков и представителей других наук. Многие явления, как показывает врачебная практика, ошибочно воспринимаются как эвтаназия.

Кроме того, нельзя оставлять без внимания явно поверхностные познания о психологическом состоянии человека, подходящего к грани жизни. Даже у грамотных специалистов нет возможности реально спрогнозировать поведение человека при осуществлении в отношении него процедуры эвтаназии. Больной может в последний момент, уже в начавшийся период проведения процедуры эвтаназии, отказаться от своего желания уйти из жизни и захочет продлить ее. Поэтому всегда есть вероятность того, что больной, проявивший инициативу к эвтаназии, может пересмотреть это свое желание. Однако начатая процедура лишения жизни уже привела к развитию необратимого состояния, и искусственная смерть наступит при просьбах больного его спасти. Опасность возникновения такой непоправимой ситуации исключить нельзя.

Представляется важным подчеркнуть, что с позиции российского уголовного права принципиальных различий между формами эвтаназии (активной и пассивной) не усматривается. Понятие общественно опасного действия включает как действие, так и бездействие, поэтому как не существует с точки зрения общественной опасности разницы между убийством, совершенным путем действия, и убийством, совершенным путем бездействия, так и тем, кто осуществил эвтаназию путем активных действий или воздержания от их выполнения. Умышленное действие, равно как и умышленное бездействие, направленные на причинение смерти безнадежно больному человеку по его просьбе, осуществленные по мотиву сострадания к нему, характеризуются одинаковой степенью общественной опасности при условии, что они достигают своего результата.

Однако, как показало проведенное в 2005 г., с привлечением метода экспертных оценок, социологическое исследование, отношение врачей к пассивной эвтаназии куда более толерантное, нежели к активной.

По специально разработанной анкете было опрошено 150 респондентов - врачей различных специальностей (онкологов, хирургов, анестезиологов и др.), а также фельдшеров и медицинских сестер. 15% респондентов полагают, что врачу в любом случае следует прекращать бесполезное жизнеподдерживающие лечение безнадежно больных, т.е., иными словами, прибегать к осуществлению пассивной эвтаназии. Еще 40% считают, что пассивную эвтаназию надо разрешить, но при условии наличия просьбы неизлечимо больного. 5% опрошенных выступают за разрешение пассивной эвтаназии, но при соблюдении целого комплекса условий (наличие заключения консилиума врачей, согласие больного и его родственников и пр.).

В результате 60% опрошенных нами экспертов, что составляет более половины интервьюированных, признают допустимой легализацию пассивной формы эвтаназии.

По вопросу о легализации активной эвтаназии утвердительно ответили лишь 12% (при соблюдении ряда условий), 47% категорически ее отвергли, 35% считают эвтаназию убийством со смягчающими обстоятельствами, 6% затруднились с ответом.

Кроме того, экспертам предлагалось ответить на вопрос: встречаются ли в практике российских медицинских работников случаи осуществления пассивной эвтаназии. Утвердительно ответили 65% участвующих в опросе, 29% дали отрицательный ответ и 11% затруднились с ответом.

Наконец, лишь 24% из числа опрошенных специалистов считают, что в России осуществляется активная эвтаназия, 66% ответили отрицательно и 10% затруднились с ответом.

Итак, проведенное исследование свидетельствует о весьма терпимом отношении медицинских работников к пассивной форме эвтаназии. Примечательно, что больше половины из них в отношении пассивной эвтаназии и четверти касательно активной полагают, что, несмотря на существующий законодательный запрет эвтаназии в нашей стране, указанное деяние имеет место в отечественной медицинской практике.

§ 5. Правовые нормы об эвтаназии в международном и российском законодательстве

Подобно любому социально-правовому явлению, значимому для развития общественных отношений, эвтаназия требует соответствующего нормативно-правового регулирования. К нормативно-правовым актам, содержащим нормы об эвтаназии, прежде всего следует отнести международные нормативные правовые акты, поскольку общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ согласно п. 4 ст. 15 Конституции РФ являются составной частью правовой системы России.

К числу международных нормативных правовых актов, регулирующих право на жизнь и тем самым невольно имеющих отношение к эвтаназии, относятся, в частности, Всеобщая декларация прав человека от 10 декабря 1948 г., Международный пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г., Европейская конвенция по защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. (с изменениями и дополнениями от 11 мая 1994 г.) и другие нормативные правовые акты. Однако напрямую в нормах международного права вопрос об эвтаназии не урегулирован.

Российское законодательство устанавливает прямой запрет на осуществление эвтаназии. Речь идет о ст. 45 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 г., в которой закреплено, что "медицинскому персоналу запрещается осуществление эвтаназии - удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни"*(182).

Аналогичный запрет содержит и текст клятвы врача, утвержденной Федеральным законом от 20 декабря 1999 г. "О внесении изменения в статью 60 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан", где содержится следующее положение: "Получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я торжественно клянусь... никогда не прибегать к осуществлению эвтаназии"*(183).

Обязывая врача идти до конца в борьбе с болезнью пациента, закон в то же время предоставил право больному отказаться по собственному усмотрению от медицинской помощи. Так, Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан 1993 г. содержат статью 33 "Отказ от медицинского вмешательства", которая гласит: "гражданин или его законный представитель имеет право отказаться от медицинского вмешательства или потребовать его прекращения, даже если оно начато, на любом этапе проведения"*(184).

Отдельные авторы обращают внимание на то, что расширительное толкование нормы указанных Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан 1993 г. фактически позволяет сделать вы

Клятва врача дается в торжественной обстановке. Факт дачи клятвы врача удостоверяется личной подписью под соответствующей отметкой в дипломе врача с указанием даты.

Врачи за нарушение клятвы врача несут ответственность, предусмотренную законодательством Российской Федерации (Статья 60. Клятва врача//Собрание законов РФ. М., 1998. С. 257.). вод о возможности осуществления пассивной формы эвтаназии в указанном проявлении (например, по просьбе больного не оказывать ему помощь - прекращение искусственных мер по поддержанию его жизни)*(185).

Однако не все с этим согласны. В частности, как пишет Г.Б. Романовский, "сложно оценивать отказ пациента от лечения как разновидность пассивной эвтаназии. Как представляется, происходит подмена понятий. В соответствии со ст. 32 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан необходимым предварительным условием медицинского вмешательства является информированное добровольное согласие гражданина. Статья 33 упомянутых Основ предусматривает также, что гражданин или его законный представитель имеет право отказаться от медицинского вмешательства или потребовать его прекращения, за исключением некоторых установленных законом случаев. При отказе от медицинского вмешательства гражданину или его законному представителю в доступной для него форме должны быть разъяснены возможные последствия. Отказ от медицинского вмешательства с указанием возможных последствий оформляется записью в медицинской документации и подписывается гражданином либо его законным представителем, а также медицинским работником.

Это право, которое предоставляется пациенту вне зависимости от смертельного заболевания, основывается на понимании того, что любое медицинское вмешательство есть вторжение в область личной свободы и, соответственно, должно основываться на личном волеизъявлении гражданина. Более того, врач может, наоборот, призывать к внутреннему голосу больного для того, чтобы оказать медицинскую помощь. Причем отказ от вмешательства может быть связан и с отказом от обезболивания, когда пациент как раз будет вынужден претерпевать мучительные страдания"*(186).

Действительно, смысл расширительного толкования ст. 33 Основ не вполне ясен. Такое толкование нормы закона допустимо в случае образования законодательного пробела, в данном случае в сфере удовлетворения просьбы пациента о пассивной эвтаназии. Однако отношения, возникающие между медицинским персоналом и пациентом по поводу пассивной эвтаназии, урегулированы в ст. 45 Основ, которая прямо запрещает активную и пассивную эвтаназию. В связи с этим аналогия закона, когда к соответствующим отношениям применяется правовая норма, регулирующая сходные отношения, по меньшей мере неуместна. Кроме того, подобные рассуждения входят в противоречие со ст. 60 Основ, ст. 14 Этического кодекса российского врача, утвержденного Ассоциацией врачей России в ноябре 1994 г.*(187), а также ст. 9 Этического кодекса медицинской сестры России*(188). В Клятве российского врача врач - член Ассоциации - обязуется руководствоваться в своих действиях "международными нормами профессиональной этики, исключая не признаваемое Ассоциацией врачей России положение о допустимости пассивной эвтаназии".

Обращает внимание на "очевидную правовую безграмотность подобных утверждений, вступающих в противоречие с основополагающими принципами применения гражданского законодательства..." К.А. Чернега, утверждая, что "расширительное толкование ст. 33 Основ, в смысле распространения процедуры отказа пациента от медицинского вмешательства, на отношения в сфере пассивной эвтаназии недопустимо ввиду несоответствия такого толкования логическому и систематическому принципам толкования правовых норм. В частности, систематический принцип предполагает определение смысла толкуемой нормы путем уяснения ее места в системе гражданского законодательства и соотношения данной нормы со смежными нормами права. Очевидно, что соотнесение ст. 33 Основ со смежной ст. 45 имеет следствием вывод о том, что ст. 45 устанавливает известный предел допустимого отказа пациента от медицинского вмешательства по ст. 33 Основ. Этим пределом является пассивная эвтаназия - удовлетворение просьбы больного о "прекращении мероприятий по искусственному поддержанию жизни... Недопустимо применять отдельно взятую статью закона (в данном случае ст. 33 Основ) без учета прочих статей (в данном случае ст. 45 Основ), непосредственно регулирующих соответствующие отношения. В противном случае применительно к проблеме эвтаназии можно было бы объявить, что статья 32 Основ, обусловливающая медицинское вмешательство согласием пациента, является правовым основанием для осуществления активной эвтаназии"*(189).

Полагаем, что указанные утверждения и рекомендации, очевидно, не соответствуют установленному в ст. 45 Основ запрету на эвтаназию, в том числе в ее пассивной форме.

Кроме того, не соглашаясь с мнением Г.Б. Романовского, следует отметить, что основной упор в своих рассуждениях им необоснованно сделан на процедуре отказа. С правовой же точки зрения, мы бы поставили во главу угла субъективный и мотивационный критерии. Полагаем, что при отказе больного от лечения врач не оказывает (прекращает оказывать) ему медицинскую помощь не из чувства сострадания, сопряженного с желанием облегчить его страдания и лишить пациента жизни. Кроме того, отказавшись от определенного медицинского вмешательства, больной может принимать иное лечение в этом же лечебном учреждении, которое ему будет казаться эффективным. Поэтому говорить о схожести отказа больного от лечения в порядке ст. 33 Основ никак нельзя уравнивать с пассивной эвтаназией. Считать иначе - все равно, что уравнивать, например, уголовно наказуемое убийство и исключительную меру наказания.

Говоря о нормативных правовых актах, содержащих нормы об эвтаназии, не следует забывать о существовании ряда международных и отечественных этических норм об эвтаназии, содержащихся в источниках медицинского права.

Так, некоторые аспекты эвтаназии были вынесены на рассмотрение Всемирной медицинской ассоциации в Нью-Йорке (1969 г), вследствие чего она была осуждена "при любых обстоятельствах"*(190).

Позднее же, в Лиссабоне (2 октября 1981 г.), в Декларации о правах больного Всемирная медицинская ассоциация признала право на достойную смерть (п. "е") и право больного на отказ от лечения (п. "с")*(191).

Важность проблемы эвтаназии привела к принятию Всемирной медицинской ассоциацией на ассамблее в Италии в октябре 1983 г. Венецианской декларации о терминальном состоянии, которая прямо обязывает врача осуществлять пассивную, в том числе принудительную (на основе волеизъявления родственников), эвтаназию: "Врач не продлевает мучения умирающего больного, в том числе связанные с неизлечимой болезнью и уродством, прекращая по его просьбе, а если больной без сознания - по просьбе его родственников, лечение, способное лишь отсрочить наступление неизбежного конца"*(192).

А в 1987 г. в Мадриде на 39-й Всемирной медицинской ассамблее была принята "Декларация относительно эвтаназии". Вот ее полный текст: "Эвтаназия, то есть акт преднамеренного прерывания жизни пациента, даже сделанная по просьбе самого пациента или по просьбе его близких родственников, является неэтичной. Это не освобождает врача от принятия во внимание желания пациента, чтобы естественные процессы умирания шли своим ходом в заключительной стадии заболевания"*(193).

Такая же позиция отражена в проекте Кодекса медицинской деонтологии российского врача, который взял за основу Кодекс медицинской деонтологии врачей Франции (декрет Национального Совета врачебного правопорядка N 65-1000, подписан 6 сентября 1995 г. премьер-министром Франции A. Juppe и министром здравоохранения E. Hubert) и на основании Этического кодекса российского врача, утвержденного 4-й конференцией Ассоциации врачей России в ноябре 1994 г. В частности, в ст. 38 Кодекса медицинской деонтологии российского врача говорится, что "Врач должен сопровождать умирающего больного до последнего момента, выполнять необходимое лечение и обеспечить лечением и необходимыми мерами качество жизни пациента, которые должны быть на высоте уважения достоинства больного и комфорта его окружения. Нельзя провоцировать наступление смерти. Запрещена эвтаназия в любой форме".

Однако названные Кодексы являются не более чем этическими нормами, поскольку предусмотрены этическими документами ВМА, не относящимися к разряду нормативных правовых актов.

Как показало проведенное исследование, нормы действующего национального законодательства, а также международно-правовые нормы, как правило, содержат запрет на осуществление эвтаназии, в первую очередь ее активных форм. Подобные запреты содержатся и в международных медицинских документах, которые имеют этический характер. Однако в некоторых государствах существует тенденция к легализации эвтаназии, закреплению ее в праве. В связи с этим, возникает вопрос, насколько существование таких правовых норм согласуется с правом человека на жизнь.

Скачать 2.52 Mb.

Поделитесь с Вашими друзьями: