§ 3. Доктринальные подходы к проблеме легализации эвтаназии в России

§ 3. Доктринальные подходы к проблеме легализации эвтаназии в России

Движение по пути познания сопровождается борьбой мнений, которая нередко достигает высочайшего накала, столкновением суждений и взглядов. Причина подобного напряжения заключается не только в развитии ценностных ориентаций ученых, не только в субъективном предпочтении одних позиций другим. Совершившиеся столкновения имеют и объективные основания; в ходе развития науки становится все более и более очевидной истинность одной позиции и ошибочность другой*(264).

Именно такая научно-познавательная ситуация сложилась в юридической науке на сегодняшний день. Ее объективное развитие к настоящему времени обнаружило противоречие между традиционным, классическим пониманием сущности права и теми новейшими исследованиями и достижениями, которые требуют внесения весьма серьезных уточнений, изменений и дополнений в это понимание.

Вопрос об эвтаназии, если рассматривать его в принципе, не вдаваясь в частности, всегда сводился к двум аспектам: 1) праву человека на выбор между жизнью и смертью; 2) праву человека, выбравшего смерть, на помощь врача.

Еще в 1918 г. известный русский юрист А.Ф. Кони писал: "Где нет возможности совершенно прекратить страдания, не прерывая нити жизни, допустимо с нравственной точки зрения участие врача в успокоении больного навеки"*(265). Правда, А.Ф. Кони подчеркивал, что это допустимо лишь в исключительных случаях. Условиями при этом являются нестерпимые муки и вполне сознательная просьба больного об ускорении наступления смерти, а также невозможность спасти ему жизнь, что должно быть подтверждено мнениями нескольких врачей*(266).

Данную позицию разделил Н.С. Маклеин. Он отметил, что эвтаназия допустима с нравственной и юридической позиций, если она проводится в исключительных случаях при наличии: "1) сознательной и устойчивой просьбы больного; 2) невозможности облегчить страдания больного известными средствами; 3) точной, несомненной доказанности невозможности спасти жизнь, установленной коллегией врачей при обязательном единогласии; 4) предварительного уведомления органов прокуратуры"*(267). Вместе с тем Н.С. Маклеин подчеркивает, что "эвтаназия - это исключительное право человека, но не его обязанность"*(268).

Ряд ученых и общественных деятелей, выступая против эвтаназии, полагают все же, что ее не следует запрещать в законодательном порядке. Два довода, которые обычно приводят в качестве аргументов против применения уголовных санкций: во-первых, слишком высокие затраты на претворение этих санкций в жизнь, и, во-вторых, перспектива непослушания настолько широка, что она уже подрывает общее уважение к закону, поэтому, по-видимому, в данном случае эти санкции не применимы.

В качестве адекватного ответа на такое предложение можно посоветовать отменить уголовную ответственность, скажем, за кражу или убийство. Если следовать подобной логике, то придется декриминализировать больше половины составов УК РФ, так как несоблюдение содержащихся в них законодательных запретов "подрывает уважение к закону".

Приводятся и иные аргументы против легализации эвтаназии в отечественном законодательстве. "Хотя эвтаназия не во всех случаях неправильна, она не должна быть разрешена законом". Первый из вариантов аргументации - "эвтаназия допустима только в редких случаях, но даже там ее следует запретить, так как этой практикой до того легко злоупотребить, что легализация эвтаназии принесет больше вреда, чем добра. Второй вариант гласит, что легализация ставит пожилых людей в затруднительное положение выбора: либо продолжать жить, либо смертью уйти с дороги - положение, в которое никого нельзя ставить"*(269).

Более консервативно настроенные сторонники настаивают на том, что "никто не волен лишать человека жизни, которая во всех случаях должна поддерживаться до естественного конца"*(270).

Ряд отечественных юристов придерживаются противоположной точки зрения. В частности, подобная линия при рассмотрении данных категорий последовательно проводится М.Н. Малеиной. "Сегодня часть медработников, - пишет она, - полностью отвергают эвтаназию и расценивают ее как врачебную капитуляцию; предостерегают от возможных ошибок в прогнозе состояния больного, злоупотреблений эвтаназией со стороны врача или других лиц, считают, что, если общество когда-нибудь и придет к необходимости эвтаназии, то этим должны заниматься люди не врачебной профессии. Сторонники данной меры считают ее допустимой в исключительных случаях при наличии сознательной и устойчивой просьбы больного, невозможности облегчить ему страдания известными средствами, точной и несомненной доказанности невозможности спасти жизнь пациента, установленной консилиумом врачей при обязательном единогласии, с предварительным уведомлением органов прокуратуры". Думается, - продолжает М.Н. Малеина, - что "в законе должна быть разрешена и активная, и пассивная эвтаназия. В качестве морального обоснования можно указать, что высшей ценностью является реальное благополучие человека. Не считаем, что введение эвтаназии будет сопровождаться значительными злоупотреблениями, поскольку эвтаназия должна быть не просто провозглашена, но и обеспечена дополнительными обязанностями государства"*(271).

В поддержку ее - позиция Ю.А. Дмитриева и Е.В. Шленевой: "Если государство, в лице органов здравоохранения, не в состоянии облегчить мучения больного и попытаться приблизить качество его жизни к достойным условиям, отказ от эвтаназии может рассматриваться как применение к человеку пыток, насилия, жестокого и унижающего человеческое достоинство обращения, что запрещается статьей 21 Конституции РФ"*(272).

Разделяя позицию сторонников легализации эвтаназии, В. Глушков в своей статье "Уголовно-правовые вопросы эвтаназии" ставит принципиальный вопрос: "Является ли человек хозяином своей жизни или ее арендатором?". И, по сути, отвечает на этот вопрос так: "Каждый должен быть свободен настолько, чтобы достойно жить и достойно умереть по собственному выбору"*(273).

Данному автору следует возразить: право на самоубийство никто не криминализирует; реализуя его, человек может проявлять свободу своей воли. Но эти ситуации не следует смешивать с теми, когда к воли больного примешивается свобода воли другого человека, т.е. того, на кого возлагаются обязательства по прекращению жизни в порядке эвтаназии.

Приверженцы легализации эвтаназии утверждают: "С либеральных позиций эвтаназия основана на фундаментальном человеческом праве - праве умереть, если смерть - единственное избавление от страданий. Основными аргументами в пользу признания эвтаназии становятся - сострадание к другим и признание права человека самому определять время собственной смерти"*(274).

По нашему мнению, эвтаназию нельзя оправдывать ссылкой на естественное право человека распорядиться своей жизнью. Это право юридически неоспоримо, однако оно не может быть делегировано ни врачу, ни близким родственникам, ни иным лицам.

Эвтаназия как явление реальности имеет латентный характер, как показало проведенное нами исследование, несмотря на ее законодательный запрет в России, она все равно осуществляется. 65% участвующих в опросе врачей, фельдшеров и медицинских сестер г. Москвы ответили утвердительно на вопрос о том, имеет ли место в практике российских врачей осуществление пассивной эвтаназии, 29% дали отрицательный ответ и 6% затруднились с ответом. 24% из числа опрошенных специалистов считают, что в России осуществляется активная эвтаназия, 66% придерживаются противоположного мнения и 10% затруднились с ответом.

Вот что по этому поводу пишет С.В. Бородин: "Ни для кого не секрет, что пассивная эвтаназия применяется в России, и довольно часто, по той простой причине, что больницы не имеют возможности продолжать лечение больного, не располагая достаточными средствами для приобретения необходимых лекарств"*(275). У большинства больных также не хватает денег на то, чтобы продолжать лечение, покупая лекарства на собственные деньги. С.В. Бородин отмечает, что "размер выплачиваемой в России пенсии как раз равен стоимости дозы лекарства, которое может быть использовано человеком для безболезненного ухода из жизни"*(276).

Таким образом, получается, что у больного есть средства на то, чтобы уйти из жизни, но во многих случаях нет денег на продолжение лечения. Для такого человека проблема эвтаназии не существует, государство просто не оставляет ему выбора. Естественно, что тут сразу же встает вопрос о том, чего стоят все юридические гарантии права на жизнь, провозглашенные в Конституции РФ, других законах, и официальный запрет эвтаназии в России. И как ответ на это высказывание Е. Те: "Сегодня социально-экономическая ситуация в стране вынуждает нас прагматично подходить к жизни. Мы вынуждены экономить на всем. Неправильно поддерживать жизнь, когда ее не желают"*(277).

Стоит возразить, что экономические соображения далеко не всегда являются приемлемым доводом при обсуждении моральных проблем. Из дискуса проблемы эвтаназии должна быть исключена как неприемлемая мысль о неразумности тех материальных, финансовых затрат, которые необходимы государству для поддержания жизни безнадежно больных людей. Цинизм позиции такого рода сродни гитлеровской практике массового уничтожения всех, кто не способен к общественно полезному труду. Насильственное лишение жизни путем эвтаназии, оправдываемое утилитарными соображениями, аморально и преступно.

В современных условиях экономического кризиса, высокого уровня смертности, разгула преступности, всеобщей безответственности легализация эвтаназии была бы преждевременным решением.

Коль скоро эвтаназия будет узаконена, то, пусть даже в законе будут прописаны жесткие требования к ее практическому осуществлению, в реальной жизни постоянно будут возникать ситуации "на грани" узаконенных требований. Постоянные незначительные отступления будут размывать строгость закона и в конечном счете приведут к тому, что начнутся неконтролируемые процессы, так что эвтаназия будет осуществляться не из сострадания, а во имя совсем других целей.

В силу отсутствия в отечественном законодательстве правовых предпосылок, перекрывающих пути к преступным злоупотреблениям в рассматриваемой сфере, существует опасность того, что очень быстро эвтаназия может затронуть интересы и здоровых людей, которых достаточно легко (с помощью медицинских средств и с нечистой совестью людей) превратить в безнадежно больных.

Весьма аргументированным нам представляется мнение Н.Н. Козловой, которая, раскрывая свое понимание проблемы эвтаназии, подчеркивает: "Признавая эвтаназию, государство расписывается в своей беспомощности, так как не будет необходимости выделять средства на разработку новых медицинских препаратов, новых методик лечения для борьбы с тяжелыми болезнями, не надо будет искать средства в госбюджете на здравоохранение и т.д."*(278).

Развивая эту мысль, важно обратить внимание на то, что социальное и юридическое признание эвтаназии не сможет освободить человечество от болезней и страданий. Но стать мощной и самостоятельной причиной роста убийств и самоубийств, и не только по мотиву физических страданий, может. Кроме того, это приведет к криминализации медицины; к умалению достоинства врача и потере доверия общества к институту здравоохранения; к снижению темпов развития медицинского знания; к распространению в обществе принципов цинизма, нигилизма и нравственной деградации в целом, что неизбежно при отказе от соблюдения заповеди "не убий".

Аргумент сторонников легализации эвтаназии, считающих ее фактически крайней необходимостью, который основывается на том, что поддержание жизни неизлечимо больного - тяжелое бремя для общества и лишь умножение страданий больного, на наш взгляд, несостоятелен. Не говоря уже о том, что такого рода аргументация находится в опасной близости к тем соображениям, которыми руководствовались нацисты, осуществляя свои бесчеловечные программы "оздоровления нации".

Отечественное действующее уголовное законодательство исходит из того, что человеческая жизнь должна охраняться не только в процессе ее активной стадии, но также при рождении и смерти. Кроме того, общество существует для человека, а не наоборот. Нельзя воспринимать человека только как некую совокупность клеток, которые гармонически работают между собой, подобно некоему совершенному механизму, который в случае поломки ремонтируется и, по завершении цикла работ, за ненадобностью выбрасывается.

Полагаем, что даже частичная декриминализация эвтаназии способствовала бы парализации научного прогресса. И, наконец, ее полная декриминализация может привести к недопустимому нажиму на некоторых инвалидов, больных стариков и других неизлечимо больных, которые не хотят быть "бесполезными" и обременительными для общества. В связи с этим уместно вспомнить высказывание Джона Донна о том, что "вещи, естественные для вида, не всегда являются таковыми для индивида"*(279).

Вопрос о проблемах, связанных с эвтаназией, является крайне сложным. Недопустимым представляется поверхностный подход: "Несмотря на то, что нельзя найти однозначного ответа на вопрос, является ли эвтаназия благом или несет вред, ее закрепление на государственном уровне представляется целесообразным"*(280). Эта морально-нравственная и правовая дилемма требует осторожного, вдумчивого подхода и четко разработанного законодательства. Признавая бесспорную ценность жизни каждого человека, его свободу и достоинство как уникальные свойства личности, нельзя отрицать, что эвтаназия остается умышленным деянием по умерщвлению безнадежно больных людей и в этом качестве представляет собой не что иное, как особую форму убийства. Право же должно охранять жизнь человека до самого последнего момента.

Для того чтобы легализовать добровольную смерть, надо поднять уровень жизни и медицинского обслуживания на очень высокий уровень. Поэтому проблема эвтаназии имеет право на обсуждение лишь в странах с высоким уровнем социального обеспечения. Но и там, несмотря на то, что закон о легализации эвтаназии с теоретической точки зрения и со значительной долей условности способствует балансу между уважением к жизни и уважением к свободе, он не вправе претендовать на то, чтобы дать полные и окончательные ответы на болезненный вопрос, который каждый случай превращает в исключение.

Начав с добровольной эвтаназии, общество свободно перейдет на принудительную, потому что исчезнет представление о святости и неприкосновенности человеческой жизни. Даже сторонники эвтаназии признают, что "человек - это не только животное, умеющее делать орудия труда, но и мыслящее существо, имеющее веру, традиции и ритуалы. Эйтаназия нужна каждому человеку, умирающему в муках, но она не может быть немедленно внедрена в практику как система. Прежде к этому надо подготовить сознание общества и составляющих его членов, для чего требуется дискуссия людей, говорящих на взаимно понятном языке. Профессионалы, которым можно было бы доверить организацию и выполнение эйтаназии, должны быть не только специалистами, знающими клиническую физиологию, психологию и медицинскую технологию смерти и эйтаназии, но и людьми высокой культуры, чтобы их действия были строго индивидуальны и безошибочны. Такие профессионалы существуют пока в весьма ограниченном количестве, а деликатное дело эйтаназии должно осуществляться не единицами штатного расписания, а личностями. Законодательная регламентация эйтаназии должна учитывать не только регламентацию ее выполнения, но и специальные положения, исключающие возможность злоупотребления эйтаназией. Такая регламентация должна гармонично сочетаться с уровнем правосознания граждан, общества и государственной структуры в каждой отдельной стране".*(281)

Нельзя забывать, что, подобно гильотине, эвтаназия может попасть в руки людей менее порядочных, чем ее изобретатели. Дав единожды абсолютное право на эвтаназию, пусть даже с самыми благими намерениями, общество не в силах будет уследить за тем, чтобы в дальнейшем эта норма безоговорочно соблюдалась. А значит, фактически будет иметь место санкционированное государством убийство.

При наличии надлежащей нормативной регламентации интересующих нас вопросов они могут оставаться дискуссионными лишь в морально-нравственном или религиозном аспектах. Как отмечал Н.М. Коркунов, "право в отличие от нравственности не обременяет себя вопросами добра и зла, а лишь определяет границы сталкивающихся интересов и устанавливает права и обязанности субъектов правового общения"*(282).

Необходимо размышлять не о том, как узаконить умерщвление людей, а о том, как наилучшим образом законодательно регламентировать вопросы:

- совершенствования медицинских приемов и действий, устраняющих физические страдания, часто сопровождающих смерть;

в частности, необходимы нормальные дозы транквилизаторов, аналгетиков, снотворных;

- обеспечения человеку надлежащего медицинского ухода;

- занятия психологической подготовкой (воспитанием) человека в уважении к естественной смерти, снижении страха смерти;

- окружения умирающего не только физическим, но - что не менее важно - психическим покоем; для этого возле умирающего должны всегда находиться сестра милосердия, психолог, педагог, священник, друзья, любимый родственник, врач;

- поддержания в человеке ощущения его собственной нужности, важности для других;

- развития идеи хосписов, их повсеместного внедрения в жизнь.

Таким образом, по нашему мнению, у человека есть право на отказ от усилий по продлению своей жизни, но нет права на усилие, ведущее к прекращению жизни.

Научные дискуссии, разворачивающиеся по проблеме эвтаназии, осуществляются в русле понимания права на жизнь и его комплексной природы. Если рассматривать право на жизнь как неотъемлемое право человека на сохранение своей жизни от посягательств на нее со стороны государства и других лиц, эвтаназия является безусловным нарушением этого права и влечет за собой юридическую ответственность. Однако в структуре эвтаназии предлагается выделять несколько составных частей, при этом в качестве важного компонента называется право человека на распоряжение своей жизнью. При этом встречаются две противоположные точки зрения, одна из которых настаивает на существовании особого права на смерть. Признание такого права автоматически означает и признание права на осуществление эвтаназии. Однако нельзя признать право на смерть производным от права на свободное распоряжение своей жизнью, выступающего структурным элементом права на жизнь, которое связано с наступлением позитивных последствий. Смерть, пусть даже желанную и безболезненную, нельзя отнести к последствиям такого рода.