Цветообозначения в сказках О

Введение

К сказкам, объединенным в сборник „The Happy Prince and other Tales“ - “Счастливый принц и другие сказки (1888 год) относятся такие сказки, как: „The Happy Prince“ - “Счастливый принц”, „The Nightingale and the Rose“ - “Соловей и роза”, „The Selfish Giant“ - “Эгоистичный великан” (в другом переводе – «Мальчик и великан»), „The Devoted Friend“ - “Преданный друг” («Настоящий друг») и „The Remarkable Rocket“ - “Замечательная ракета” («Необыкновенная история, случившаяся с патроном для фейерверка»). Сказки „The Young King“ - “Юный король “, „The Birthday of the Infanta“ - “День рождения инфанты “, „The Fisherman and the Soul“ - “Рыбак и его душа “ и „The Star-child“ - “Мальчик-звезда“ («Звездный мальчик») объединены под общим названием „A House of Pomegranates“ - “Гранатовый домик“ (1891).

Прежде чем приступить к установлению состава и функций системы цветообозначений в сказках О. Уайльда, необходимо выявить основные особенности их художественного мира. Сказки Уайльда - не наивные истории, а серьезные, местами недетские произведения. Оскар Уайльд обличает алчность и корыстность буржуазных нравов, противопоставляя им искренние чувства и привязанности простых людей, не загрязненные холодным расчетом и составляющие подлинную красоту человеческих отношений. В сказках “The Young King“ и “The Happy Prince” писатель говорит о несправедливом устройстве общества, в котором те, кто трудятся, терпят лишения и нужду, в то время как другие живут за счет их труда. В “The Selfish Giant” и “The Devoted Friend” он показывает, как эгоизм и алчность этого мира убивают вокруг себя все живое; в “The Remarkable Rocket” блестяще высмеивает пустоту и чванливость кичащейся своей родовитостью знати, а в сказке “The Birthday of the Infanta” – та же тема приобретает уже трагическое звучание [Образцова, 2001: 291].

Главное же, что придает сказкам Уайльда их неповторимое “уайльдовское” своеобразие, это роль, которую играет в них парадоксальная форма выражения мысли, являющаяся отличительной особенностью стиля писателя. Сказки Уайльда (как и вся его проза) насыщены парадоксами. В основе многих из них лежит скептическое отношение писателя к целому ряду общепринятых этических и эстетических норм буржуазного общества. Задача парадоксов Уайльда, направленных против ханжеской лицемерной морали, состояла в том, чтобы, называя вещи своими именами, тем самым обнаружить это лицемерие. Ярким тому примером может послужить сказка “The Remarkable Rocket”. И безграничное высокомерие, и надменность и презрение к окружающим “замечательной ракеты”, и ее самовлюбленность живо контрастируют с тем полнейшим отсутствием в ней какой-либо действительной ценности, которое Уайльд постоянно подчеркивает в своих описаниях аристократии. Настоящий комизм этой сказки возникает как раз из этого несоответствия между сущностью и видимостью явления, достигающего своего апогея в заключительном эпизоде (мечтавшая произвести “огромную сенсацию”, ракета “прошипела и потухла”).

Также в своеобразном стиле сказок Уайльда занимает важное место прием контрастного противопоставления. Иногда этот прием преследует чисто живописную задачу (описание внешности инфанты и карлика - «The Birthday of the Infanta»), но в большинстве случаев Уайльд пользуется им для выявления основного сюжетного замысла сказки (чередование картин роскоши и нищеты в сказке “The Young King”, в чередовании рассказов ласточки о заморских чудесах с рассказами счастливого принца о жизни бедняков большого города – „The Happy Prince“) [Тумбина, 2004: 9-10].

Персонажная система сказок О. Уайльда представляет собой синтез элементов традиционной волшебной сказки и литературной сказки. Так, Великан (the selfish Giant) враждебен к детям (фольклорная черта), но причиной этому назван эгоизм (психологическая трактовка); с развитием событий характер Великана меняется (специфическая черта литературной сказки). Образ Карлика (the Dwarf – «The Birthday of the Infanta») восходит к образу эльфов (живет в землянке, близок природе, любит музыку), но переосмыслен автором (наделен грубой внешностью, однако способен к настоящим чувствам); в отличие от волшебных сказок, Карлик попадает в жилище людей и там умирает. Дева Морская (Mermaid – «The Fisherman and the Soul») зачаровывает Рыбака, но не выносит его прикосновения, лишена души (кельтские мотивы), но в сказке Уайльда она является воплощением чувственной любви (заявленной как высшая ценность), поэтому не русалка ищет душу, а Рыбак отрекается от души ради любви.

Персонажи-животные, а также цветы и предметы в сказках Уайльда обычно действуют во вспомогательных эпизодах: представляют проекцию социальных отношений («The Devoted Friend», «The Remarkable Rocket»), высвечивают образ главного героя («The Birthday of the Infanta») или передают нравственный подтекст (тема холода в сказе «The Star-child»). Персонифицированные силы природы сочетают стихийные и человеческие качества («The Selfish Giant»), а абстрактные понятия предстают в виде символических фигур («The Young King»). Наличие этих образов создает условия для трансформации главного героя (Великан, Молодой Король), взаимосвязь различных персонажей формирует разветвленную образную систему сказок. В сказках Уайльда по сравнению с традиционными сказками появляются новые персонажи – обладатели разных профессий, должностей: Учитель Математики (the Mathematical Master), Городской Советник (the Town Councilor): занимают в сказке периферийное положение, им присуща душевная черствость (оппозиция главному герою) [Мауткина, 2006: 18].

Часто встречается в сказках Уайльда мотив чудесного цветения, он маркирует нравственное перерождение героя (сказки «The Selfish Giant», «The Young King»). Описание чуда проникнуто христианской символикой. В сказке «The Nightingale and the Rose» мотив цветения наиболее нетрадиционен: чудо создается героем ценой собственной жизни. В целом, чудо у Уайльда происходит в самый важный момент повествования, выделяет особо значимые сказочные события (смерть Соловья, перерождение Великана); мотив наполняется подчеркнуто нравственным содержанием и психологизмом в «The Nightingale and the Rose», становится сюжетообразующим в сказке „The Selfish Giant“.

Своеобразие сказок Уайльда проявляется в их лексике и стилистике. Великолепный знаток языка (как и подобало приличному эстету), он был точен не только в выборе нужного ему слова, но и в интонационном построении фразы. Конструкция фразы предельно проста и является одним из классических образцов английской прозы. В то же время влияние декадентской манерности побуждает писателя то и дело уклоняться от лаконичности повествования и насыщать свой рассказ всевозможной экзотикой, например “розовые ибисы, длинной фалангой стоящие вдоль Нильского берега” или “черный, как черное дерево, царь лунных гор, поклоняющийся большому куску хрусталя”. Разнообразные описания (обстановка, внешность героев) – неотъемлемая черта стиля Уайльда; их особенность – в использовании античных образов, образов драгоценных камней, металлов («Молодой Король» – The Young King) [Аксельрод, 1983: 112].

Особенно заметно стремление к декоративности во втором сборнике сказок (“A House of Pomegranates”). Нельзя не отметить, например, сколько эстетической радости доставляло Юному Королю созерцание редкостей и драгоценных камней:

«All rare and costly materials had certainly a great fascination for him, and in his eagerness to procure them he had sent away many merchants, some to traffic for amber with the rough fisher-folk of the north seas, some to Egypt to look for that curious green turquoise which is found only in the tombs of kings, and is said to possess magical properties, some to Persia for silken carpets and painted pottery, and others to India to buy gauze and stained ivory, moonstones and bracelets of jade, sandal-wood and blue enamel and shawls of fine wool. But what had occupied him most was the robe he was to wear at his coronation, the robe of tissued gold, and the ruby-studded crown, and the sceptre with its rows and rings of pearls» (The Young King).

С не меньшим упоением Уайльд писал о человеческой одежде. С первых же строчек сказки «The Birthday of the Infanta» автор очень подробно, словно в модном журнале, изобразил ее одеяние:

„But the Infanta was the most graceful of all, and the most tastefully attired, after the somewhat cumbrous fashion of the day. Her robe was of grey satin, the skirt and the wide puffed sleeves heavily embroidered with silver, and the stiff corset studded with rows of fine pearls. Two tiny slippers with big pink rosettes peeped out beneath her dress as she walked. Pink and pearl was her great gauze fan, and in her hair, which like an aureole of faded gold stood out stiffly round her pale little face, she had a beautiful white rose” (The Birthday Of the Infanta).

“Платье на ней было серое атласное, с тяжелым серебряным шитьем на юбке, а туго затянутый корсаж весь был расшит мелким жемчугом. Из ее платья, когда она шла, выглядывали крохотные туфельки с пышными розовыми бантами. Ее большой газовый веер был тоже розовый с жемчугом” и т. д.

Описывая и восхищаясь всем, что сотворил человек для украшения человека, Уайльд зачастую отказывается замечать природу. Редко можно найти на его страницах пейзажи, не слышно дуновения свежего ветерка: всюду шикарные дворцы, заморские гобелены и холодный мрамор. Но несмотря на некоторую нарочитость, наивность в изображении жизни и постоянную подмену реальных конфликтов воображаемыми, критическое отношение писателя ко многим явлениям современной ему действительности, очень явственно звучащее в этих сказках, сразу определило их место в ряду произведений, противостоящих литературе викторианской Англии [Эллман, 2000: 13].