Дарья Алексеева Путь Диких Трав Глава Изгнание

За окном бушевал дождь, он стучал по крыше и завалинке, заставляя особенно остро ощущать уют трещащего очага. Серый пушистый кот расположился на столе, никем не гонимый с этого святого места. Перед печью, привалив голову к руке, согнутой в локте, сидела молодая женщина с длинной русой косой. Незамысловатое темно-зеленое платье струилось волнами, на шее переливалась в отсвете пламени ниточка жемчужных бус. Но было что-то нетипичное в облике девушки, может быть, твердый и слегка затуманенный взгляд зеленоватых глаз, устремленный прямо на огонь, а может быть, костяная ручка кинжала, зажатая в свободной руке. Она медленно поигрывала оружием, гладя пальцами шершавую поверхность рукояти.

Резкой звук прервал мирный вечер в крестьянской бревенчатой избе. Сильный и напористый стук в окошко, от которого кот соскочил со стола, задев банку с сахаром. Полупустой бокал с остатками чая перевернулся, темная мутноватая жидкость потекла холодной струйкой по скатерти и образовала на полу небольшую лужицу. Женщина не обратила на это внимания, выпрямив спину и неподвижно глядя в окно. Рука судорожно зажала нож, большой палец привычным движением освободил лезвие от небольших кожаных ножен с серебром. Кот, спрятавшийся за неаккуратно убранной кроватью, навострил уши и осторожно высовывал мордочку из-под цветастого покрывала, свисающего до пола.

- Хельга! Открывай! Давай, отпирай дверь, свои!

Женщина заметно расслабилась, резким взмахом руки воткнула нож в стену около печи и пошла к двери. Голос был е й знаком, он принадлежал сестре Любиме, живущей в соседней деревне. Странно, что она оказалась здесь в такую погоду. Но это лучше, чем толпа незнакомцев с факелами, которую Хельга уже ожидала увидеть у себя на пороге.

Откинув тяжелую косу за спину, девушка приоткрыла дверь, щурясь после яркого огня на вечерний полумрак. В ее глазах все сливалось, она увидела сестру в накидке с капюшоном, облепляющим голову. Капли дождя свисали с выбившихся светлых прядей, одна капля висела на кончике носа, подрагивая от любого движения.

- Хельга! – вымолвила Любима взволнованным голосом. – Что же ты!

- Я? Все хорошо… Проходи!

Любима тщательно отряхнула ноги на пороге, как было принято в народе, чтобы не принести в дом скверну и злых духов, которые так и норовят прицепиться к странникам. За ней вошел ее муж, Никон, грубо отодвинув девушку и скинув обувь, не стряхнув грязи. Хельга посторонилась, пропуская гостей в дом. Сестра смущенно прошла боком и присела на стул, Никон же, не снимая плаща, подошел вплотную к Хельге и сказал железным голосом, которым добрые люди никогда не разговаривали с родней:

- Давай-ка собирайся, сестренка. Нечего тебе нас позорить. Уходи подальше, да не возвращайся. Все уже знают про твои дела.

Любима издала сдавленный звук, но муж бросил на нее такой стальной взгляд, что она сгорбилась и притихла. Хельга легко прислонилась к стене и подбоченилась, глядя на Никона игриво и вызывающе.

- И тебе здравствуй, гость желанный! – голос был холоден и насмешлив. – Чем заслужила столь строгие речи?

- Ты знаешь! – мужчина в сердцах стукнув кулаком по стене и бросил на землю вынутый откуда-то из-за плаща полотняный мешочек. – Не уйдешь, так завтра в ночь загоришься! Не я тебя пугаю, слухи ходят. – Он пнул валяющийся на полу мешочек. – Нашли на базаре, у тебя выпал. Ведьма, - добавил он свистящим шепотом, на что Любима встрепенулась и попыталась что-то сказать. – Молчи! – крикнул Никон. – Не выгораживай свою сестру, все уже ясно! Пойдем. Мы тебя предупредили, - бросил он, разворачиваясь и захлопывая за собой дверь. Было слышно, как он надевал обувь в сенях, громыхая и бранясь, а потом закрыл вторую дверь, ожидая, видимо, жену на улице.

- Как мило с его стороны, что он позволил нам остаться наедине, - пододвигая второй стул к сестре и плавно садясь на него, сказала Хельга.

- Прости, я и так едва упросила его взять меня с собой, - со слезами на глазах проговорила Любима. Лицо Хельги прорезала ядовитая насмешка. – Ты же знаешь, - словно оправдываясь, продолжила девушка, - у него горячий нрав… Но мы и вправду пришли, чтобы тебя предупредить.

Любима привстала, подняла с пола мешочек и вытряхнула из него на ладонь что-то желтовато-белое.

- Это зубы! Зубы какого-то животного! – дрожа, вымолвила она. Девушка ссыпала содержимое ладони обратно в мешочек и тщательно обтерла руку о намоченный дождем подол. – Он выпал у тебя, теперь все знают….

- Что знают? – резко прервала ее Хельга. – Что я ведьма? И ты так думаешь? – силясь не показывать боль, но все же с хриплыми нотками в голосе произнесла она.

- Я… Нет, наверное… Я не знаю… Это же действительно зубы….

- Зубы! Зубы козы, которую зарезали в новолуние, истолченные в порошок! Но ты же знаешь, для чего мне это! Они помогли бы вылечить Илая, соседского парня, от зубной боли! Ты же знаешь, что это не ведовство и не колдовство, мне передала некоторые рецепты прабабушка!

- В том то и дело… - Любима потупила взор. – Никон считает, что она была ведьмой и передала тебе именно это… Он и меня порой ведьмовским отродьем зовет… Он знает про родителей…

В глазах у Хельги помутилось.

- Он?! Ему, кажется, вообще чуждо слово честь! – Она стиснула зубы. – Пойдем со мной. На рассвете соберемся, а его сейчас выгоним, - взгляд женщины упал на кинжал, торчащий из стены.

- Нет! – Любима судорожно вцепилась в руку сестры. – Нет! Я его люблю! У нас… У нас будет ребенок! Поэтому он так и хотел…

- Он? – вскинулась Хельга. – Кто нашел мешочек? – стальным тоном сказала она, встав со стула и скинув руку сестры. Та опустила голову, с мокрого лица закапали слезы вперемешку с невысохшими каплями дождя. – Понятно. – Хельга скрестила руки на груди. – Что ж. Спасибо за предупреждение. Учту. А теперь – ночь на дворе, тебе пора. Да и муж беснуется, - криво усмехнулась она на шум за стеной. Звуки были такими, будто кто-то в бессильной злобе колотил ногой по бревенчатому своду, а потом отскакивал и бранился, сильно ударившись.

Любима встала, хлюпая носом.

- Прости, - промолвила она. – Я… Я не хотела этого…

- Чего уж там, - гордо махнула рукой Хельга. – Желаю тебе славного ребенка. Пусть он будет похож на наших родителей.

- Если будет девочка, я назову ее Хельгой! – отчаянно крикнула она, но тут же замолкла и высморкалась в рукав. Хельга грустно улыбнулась.

Сестра, оправляя капюшон и не выпрямляя спины, вышла во двор, медленно и неуклюже обулась, а потом хлопнул запор. Они ушли.

Хельга упала на стул, закрыла лицо руками и долго не шевелилась. Огонь в очаге медленно угасал, кот с интересом обнюхивал мешочек, ставший краеугольным камнем в жизни принятой за ведьму девушки. За окном уже сгустилась тьма, а дождь становился все сильнее. Ни молнии, ни грома не было – бог-громовержец ничего не видел за мутной серой пеленой и не мог помешать несправедливости. Да и вряд ли боги были на стороне Хельги….

Перед внутренним взором девушки всплывали смутные образы, которые она всю жизнь силилась забыть. Огонь, весело поедавший бревна дома, в котором выросла она, сестра и их младший братик Велимир. Мать, кричащая детям, чтобы они убегали. Глаза маленькой Любимы, отражающие языки костра. Тогда она смогла вынести девочку, а вот брат вырвался и скрылся где-то среди трещащих бревен. Как старшая сестра, Хельга должна была позаботиться о детях. Но много ли может десятилетний тощий подросток, испуганный толпой односельчан, кричащих что-то неясное… В тот день она не хотела уходить, звала отца и мать, отрезанных от нее упавшим пылающим стропилом.

- Позаботься о сестре и брате! – услышала она сквозь грохот падающего потолка, схватила Любиму и Велимира, побежала через задний двор, где еще не было толпы. Она знала все секретные выходы со двора, знала, какая деревяшка в заборе держалась на одном гвозде и легко отходила, давая лаз для шустрых детей, любящих иногда погулять на улице, скрывшись от ласкового родительского надзора. Она сумела донести туда плачущую сестру, а брат вырвался и скрылся в горящей избе… Со слезами и криком слабенькая девочка бежала через лес, таща за руку упирающуюся малышку в белой запачканной грязью рубашонке. Вернуться за братом означало потерять еще и сестру, которая вырывалась и могла в любой момент кинуться в огонь. Они добрались до дома прабабушки, жившей в соседней деревне, Хельга отдала дрожащую от холода и пережитого ужаса Любиму, тогда еще пятилетнюю малышку, и побежала обратно, невзирая на причитания старушки. Мокрая трава хлестала голые щиколотки, ветки царапали щеки и грозили выколоть глаза. Она помнила лишь коренья и камни, попадающиеся под ногами и тупую боль во всем теле, когда добежала до того, что было родительской избой. За то время, что девочка бежала через лес, пожар успел угаснуть под струями дождя, и лишь дотлевающие угли остывали и дымились в ночи.

Хельга бродила вокруг почерневшего сруба, отчаявшись забраться внутрь из-за едкого дыма, и звала родных. Ближе к рассвету за ней пришел троюродный дядька, посланный прабабушкой, чтобы завернуть в покрывало и насильно унести. Тогда они переехали жить далеко, за две реки, и Хельга не возвращалась в родные места. Прабабушка была ласкова, она вырастила их с сестрой, дядька женился и уехал в другой род, а о брате ничего больше не было слышно. Бабушка уверяла, что он пирует в Ирии вместе с их родителями и смотрит на нее сверху, но Хельга не верила. Да, мать с отцом ждут ее там, среди зеленых лугов и добрых лесов, там, где нет зла и зависти. Но брат! Он мог убежать, он мог жить сейчас где-то далеко, вспоминая отчий дом и также никогда туда не возвращаясь.

Бабушка строго-настрого наказывала правнучкам не рассказывать никому о произошедшем. Тогда их родители погибли из-за завистливых взглядов соседей, ведь они были счастливы и жили в достатке. Трое детей росли настоящими помощниками, хотя в то же время озорными и шаловливыми. Хельга, как старшая, опекала младшеньких, отец ковал славные ножи и мечи. Она всегда просила у него меч, но отец отказывался, уверяя, что девочке не пристало играть с такими вещами. Однако, ей все же удалось упросить его сделать нож с костяной ручкой. Это оружие стало последним напоминанием о тех счастливых временах.

Перед чинной смертью от старости прабабушка успела научить Хельгу семейным секретам. Именно из-за них погибли родители. В маленьком селе слухи передаются быстро и то, что мама могла вылечить заикание травами или облегчить муки лихорадочного больного простыми словами, обернулось против нее. Стоило быть осторожнее, тогда соседи не сказали бы, что она ведьма. Но добрая женщина относилась ко всему с простотой и была уверена, что если искренне помогать людям, то никто не усомнится, что она служит светлым богам. Когда в деревне принялись пропадать куры, а коровы стали давать меньше молока, обвинили именно ее. И, собравши тайный совет, их семью приговорили к сожжению. Ночью подпалили дом, не посмотрев на маленьких детей. Теперь Хельга понимала, что им с сестрой лишь чудом удалось спастись, а потом прожить столько лет. То, что случилось сейчас, было ожидаемо. Ее, вслед за матерью, обвиняли в ведовстве, а Любима, жизнь которой только начала налаживаться, испугалась повторения истории. Она вышла замуж за крепкого парня из соседнего села, и страшно дорожила обретенным семейным очагом. Хельга могла ее понять, но принять… Никон был часто несдержан, попрекал сестру ее прошлым, обвиняя в связях с колдунами. И это после того как она сама рассказала ему свою историю. Любима была светлым и открытым человеком, она не могла ничего скрывать от того, кого считала частью своей семьи. Но если ей ценен ее дом и уют, Хельга не может мешать. Однажды она спасла ее, уйдя вместе с ней, теперь пришло время помочь, оставив сестру. Может, в этом ее судьба. Если ее сожгут, потом могут приняться за Любиму, которая будет горевать. Лучше уйти, тогда сестре ничего не грозит, ведь она останется здесь, с мужем.

Оставить прабабушкин дом было тяжело, но Хельга знала, что выбора нет. Слез не было, она не плакала с того памятного дня, как погибли ее родители. Сестре нужна была опора, пример. Она должна была сохранить чистую душу, уметь плакать, уметь быть слабой. Так и вышло… Не поэтому ли она позволяла Никону обижать себя и вести себя так, как не подобает благородному человеку? Хельга непроизвольно сжала кулаки. Она бы уже давно рассказала этому подлецу, как следует вести себя с женой, но многое держало ее. Сестра, кажется, не хотела его терять, она верила, что такова ее судьба и чувствовала себя под защитой. Действительно, злые языки ничего не говорили по поводу их семьи, ведь Никон был уважаем в деревне, да и побаивались его. Ничего особо плохого он не делал, а то, что оговорил Хельгу… Он защищал жену и будущего ребенка, эта связь прочнее, чем с дальней родней. Его можно понять. В конце концов, он никогда не бил Любиму и берег ее.

Хельга медленно собирала скудные пожитки. После смерти прабабушки и замужества сестры она запустила хозяйство. Ей было все равно, есть ли в доме свежее молоко или мягкий хлеб, она могла питаться одними яблоками да дарами добрых людей, которым помогала благодаря бабушкиной науке. На огороде росли всякие травы, нужные для лекарств, репа, морковь да плодовые деревья, которые видали уже несколько десятилетий. Неудивительно, что в этой деревне под названием Сосновая девушку побаивались. Соседям рассказали, что дом родителей девочек сгорел от случайного пожара – такое порой случалось, загорался овин, в котором высушивали зерно на зиму, а от него огонь перекидывался на дом. Местные верили, что происходит это от гнева овинника, низшего духа, которого постоянно следовало ублажать и приносить ему в жертву черных петухов. Это не считалось колдовством, это было обычным задабриванием духов. Но вот если кто-то ходил по улице ночью, когда светлые боги спят, или мог словом снять хворь – не от тьмы ли это? Не может простой человек менять судьбу! Однако, когда случалось что-то с ребенком или любым членом семьи, люди предпочитали убеждать себя, что обратиться к колдуну – не грешно. Они благодарили оказывающего помощь, несли ему дары, но вот если в селе вдруг что-то происходило с домашним скотом… Многие вспоминали рассказы стариков и спешили обвинить в злых намерениях того, кто вылечил их сына или брата. Мало ли что творится в голове у колдуна! Сегодня добр, а завтра молоко у коров ворует! Именно поэтому те, кто владел секретами лечения травами, предпочитали оставаться в тени. Только Хельга старалась тайно помогать людям из соседних сел, не очень опасаясь слухов. Это было глупо, неосмотрительно, но она верила, что они сами не захотят рассказывать, что обращались за помощью к «колдунье». Они и не рассказывали. Но нелюдимость девушки, ее постоянные насмешки над местными парнями, пытающимися неуклюже шутить, и ночные отлучки в лес сыграли свою роль.

Пара готовых порошков, затягивающих раны, кусок сала, сухари и гребень. Бытовые мелочи, нужные для дороги – котелок, одеяло... В холщовой сумке осталось много свободного места, но больше Хельге было нечего взять. Разве что кот, который последует за ней сам в пример любому псу. Кинжал она пристегнула к поясу – умно сделанные ножны позволяли носить оружие именно так, ремешок имел несколько отверстий, поэтому девушка могла регулировать его, подрастая. С десяти лет не выходила она из дома без отцовского подарка. Сначала ее не оставляла мечта найти того, кто виноват в гибели матери – не вся глупая толпа, несущаяся туда, куда ей укажут, а тот один, кто указал пальцем на их дом и сказал слово «ведьма». Но пойти в деревню не давал страх за сестру, если ее там узнают и придут сюда, погибнет последняя родня. Может быть, теперь стоит навестить родные места? Прошло десять лет, память, быть может, уже стерлась, тем более ей терять нечего… При мысли о том, как она увидит сожженный сруб избы, где росла и ела материнский хлеб, сердце Хельги сжали ледяные тиски. Но куда еще идти, она не знала. Именно поэтому, закинув мешок за спину и надев плащ, она отправилась в сторону Зорьницы, деревни своей матери.

Путь был неблизкий, после пожара они с бабушкой уехали в село, находящееся в двух сутках пешего хода от родных мест. Хельга с грустью подумала, что неплохо было бы иметь коня. Она была знакома с верховой ездой с шести лет, когда друг отца, дядя Злат, смеясь, учил ее кататься вместе со своим сыном. Позже он переехал к дальним родственникам и наверняка даже не слышал о несчастье, постигшем его друга. А может быть, приезжал навестить, наткнулся на остывшее пепелище, да оплакивал теперь всю семью. Хельга не хотела разыскивать его, потому что боялась причинить вред друзьям и тем, кто ее приютит. Она желала только взглянуть на родную деревню и уйти дальше, в леса, в неизвестность. Сестра советовала ей отправиться в город, находящийся во многих днях ходьбы от них, но кто поручится, что и туда не доползут слухи? Девушка решила подумать о дальнейшем пути только тогда, когда сделает запланированное. Может, дальше и идти не придется…

Перед взором Хельги, неплохо видевшей в полутьме, простирались знакомые леса и поля, которые были исхожены за десять лет вдоль и поперек. Высокая трава обвивала ноги, репьи цеплялись к подолу поношенного платья. Девушка подумала, что для долгого пути стоило раздобыть мужской костюм, не стесняющий движений. Сделать это можно было только в городе, в который она еще не знала, пойдет ли. Свежий ветер после дождя обдувал травы, через несколько часов пути небо вдали зажглось рассветом. Розовые и желтоватые полосы прорезали сизую пелену, легкие облака разошлись перед Утренней Зарей. Солнце готовилось залить светом распростертые перед ним поля и согреть дрожащие стебельки трав, посеребренные росой. Душа Хельги словно сбросила иней, потянулась, протерла глаза… Но тут девушка услышала погоню. Тонкий слух и почти звериное чутье отличали ее от сверстников с детства, она почувствовала дрожь в земле и далекие переклички людей. Она припала к полю, определяя, насколько далеко толпа, и поняла, что время еще есть. Подобрав подол, Хельга вошла в ручей, разливающийся посреди равнины. Пройдя по нему быстрым шагом некоторое расстояние, она свернула к лесу и забрела в самую его чащу. Понадеявшись, что вода отобьет след, если селяне вздумают пустить за ней собак, девушка вознамерилась переждать погоню на дереве. Присмотрела подходящее, и стала лезть на него, когда услышала в отдалении стон. Это не походило на голос преследователя, полыхающий праведной яростью, и она прислушалась повнимательней. Да, словно старик стонал от раны, не в состоянии встать. Девушка пошла на звук и обнаружила у ствола столетнего раскидистого дуба седого старца, сидящего на земле. Погоня была еще далеко, так что она рискнула медленно подойти и присесть перед человеком.

- Что завело тебя в такую глушь, почтенный? – обратилась она к старику, поднявшему на нее мутный взор. Он был одет в белую рубаху с вышивкой, но столь поношенную и грязную, что можно было принять его за нищего. Однако серебряный перстень на скрюченном пальце говорил о том, что человек был знатного происхождения, просто изрядно потрепанный судьбой.

Из горла старика вырвался сдавленный хрип. Хельга мгновенье подумала, а потом достала из сумки кожаную фляжку с водой, запустила туда небольшое зернышко цветка, которое добыла еще в прошлом году и потрясла. Поднесла старику к губам. Он не сопротивлялся и сделал глоток, глаза прояснились, было видно, что человек приходит в себя, осмысливает происходящее.

- Погоня за тобой, девочка, - просипел он. – Бежала бы ты лучше в тот конец леса, туда они не пойдут…

- Откуда… Не важно! Что случилось? – Хельга все внимательней смотрела на седую бороду старика и на его умный, не по возрасту ясный взгляд.

- Шел я издалека, да не в добрый час встретил троих хмельных молодцов… - крепнущим голосом вымолвил старец. Он отхлебнул из фляги еще, и силы стали ощутимо прибывать. – Зови меня Камаон, - предугадывая вопрос, сказал он. – А ты откуда и за что люди на тебя ополчились?

- Я из… Я чужая этой деревне, потому и ополчились.

- Незлая ты. Негоже тебе пропадать. – Старик встал, опираясь на деревянный резной посох. Хельга пыталась ему помешать, но потом махнула рукой, видя, что Камаон заметно окреп. Он очертил посохом круг вокруг них, позвал кота, следовавшего за девушкой, приласкал да уложил внутри круга. Тот и не думал уходить, принял старого человека как родного. Старец сел обратно к дереву и молвил: - Теперь, как побегут мимо, молчи, или все пропало.

Хельга во все глаза смотрела на это действо. То ли сумасшедший, то ли колдун… Ей не было страшно, но и доверия особого не возникало. Однако бежать дальше было поздно, со стороны поля приближался звук погони, а бросать беспомощного старца здесь было бы неправильным. Он, видимо, был ограблен и хорошо, если не избит злыми людьми, о которых Хельга думала со скрежетом зубов. Оставалось надеяться, что селяне не зайдут в лес, а если и зайдут, то не заметят притаившихся путников.

Влажная трава холодила голую кожу рук, Хельга сидела, припав к земле и готовая в любой момент броситься на первого нападавшего звериным прыжком. Она понимала, что это, скорее всего, ничего не решит, но святая ярость поднималась в крови, видимо, переданная воинственными предками. Много она слышала легенд о храбрых героях, сражавшихся за родную землю и защищающих слабых. И мать рассказывала в детстве, потом прабабка… видимо, впитались эти истории в ее душу, так что теперь и сама чувствовала себя сильной и способной сражаться. Жаль, что это вряд ли было правдой. Гнев поможет неистово и отважно броситься в бой, но вот отсутствие техники и знания приемов будут не на руку непривычному человеку. Сельчане смогут задавить количеством, а если уж они запаслись вилами, идя на ведьму… Лучше было молчать. И она молчала. Пока не увидела приближающуюся толпу, которая хором призывала богов и требовала сожжения слуги тьмы. Хельга готова была вскричать от разочарования и обиды, что люди шли прямо на них и наверняка уже видели их, но сухая рука старика с неожиданной силой зажала ей рот. Девушка попыталась вырваться, но у нее ничего не получилось. Она уже видела бегущую впереди толстую соседку, которая пыталась сватать ей своего рыжего, неотесанного сынка, умеющего отлично стрелять из лука по бродящим собакам. Хельга вылечила троих псов, а потом пришла к соседке, взяла лук и на глазах у всей семьи бросила его в печь. Несостоявшийся жених бегал вокруг дверцы и по-девчачьи визжал, но взяться голыми руками за раскаленный металл так и не решился…

Соседка держала в руках вилы и неслась быстрым для ее габаритов шагом, так что другие отставали на несколько локтей. Чаяла, наверное, как отомстит проклятой девке за проплакавшего несколько ночей сынка. Хельга ощерила зубы под ладонью старика, готовая кусаться и царапаться, когда ее начнут связывать и жечь. Вот только Камаона не тронули бы… Нужно попробовать вывернуть все так, чтобы они решили, что он хотел ее задержать…

- Не дергайся. – Суровым голосом прошептал старец. – Пока они нас не слышат, они и не видят. Но стоит только привлечь их внимание…

Точно сумасшедший, обреченно подумала девушка. Ну как ее угораздило так глупо попасться! И ведь сам не понимает, что удерживает ее, что еще можно было бы убежать. Хотя – заляпанный передник толстухи уже был близко, и Хельга могла различить на нем пятнышки от масла, соуса, жареной птицы. Чему быть, тому не миновать. Кота бы не тронули. Тот, как назло, совершенно спокойно лежал под рукой сумасшедшего и не шевелился, только иногда ласково терся щекой о морщинистое запястье. Хельга зажмурилась и приготовилась к крикам и побоям. Мгновенье… Еще одно… Вот сейчас! Но нет, шум приблизился и будто бы пронесся мимо. Женщина осторожно приоткрыла один глаз. Так и есть, толпа пробегала мимо, собаки, которых не запутала уловка с ручьем, теперь потерянно оглядывались и лишь следовали за людьми, которые в неистовом порыве устремлялись вперед. Их будто бы не видели, хотя тропинка пролегала на расстоянии упавшего дерева от них. Хельга затаила дыхание. Неужели, правда?.. Она боялась поверить в то, что старик не сумасшедший, а вправду что-то умеет. Лишь когда последний деревенский мальчишка с зажатым в руке камнем пронесся мимо, и голоса разгоряченных людей стали затихать вдали, Камаон отнял руку и Хельга смогла пошевелить пересохшими губами.

- Как?...

- Ты же меня спасла, вот я и оплатил долг, - лукаво улыбнулся старик. – Семена такого цветка – большая редкость, ты не пожалела для немощного, вот и я уж на ногах стою.

- Ты колдун? – спросила все еще не оправившаяся от потрясения Хельга.

- Ну если я колдун, так и ты ведьма, - уже открыто смеялся седой старец. – Небось, в травах понимать да мудрые слова знать тоже не всякому доступно.

Хельга не стала спорить. Она встала, взяла на руки кота и сказала:

- Надо уходить. Куда ты направлялся, пока не встретил на дороге этих стервецов, почтенный?

- Я шел искать новых знаний да делиться мудростью. Ты, я вижу, на восток идешь?

- Да… В деревню, где я родилась. На время.

- Не будет тебе там радости, но долг требует идти именно туда. Я тоже предпочитаю путь навстречу солнцу, так не будешь ли ты против попутчика, что не станет обузой в пути и сможет повеселить душу рассказами?