Российский тип криминологической системы

Иркутск, 2020

Российский тип криминологической системы.

Система криминологии. Так как в юридических науках, которые тесно связаны с законодательством, система науки складывается из Общей и Особенной части, криминология (с момента выхода в свет первого отечественного учебника в 1966 году), была также разделена на Общую и Особенную части. Правда, в Особенной части криминологии, в отличие от законодательства, отсутствует проблема ответственности и наказания, либо каких-то иных санкций. А это – существенное отличие криминологии, делающее ее, условно говоря, Общей частью для наук криминального цикла. Поэтому условно в Общую часть криминологии входят теоретические проблемы, а в Особенную – характеристика отдельных видов преступности меры по ее предупреждению.

Обобщенно система криминологии выглядит таким образом. Сначала рассматриваются понятия, предмет, задачи науки. Вслед за этим – история и состояние криминологии как науки; затем анализируются ее ключевые проблемы (преступность, личность преступления, причины и условия преступности, ее прогнозирование и методы изучения, предупреждение преступности).

В Особенной части анализируются виды преступности – насильственная, корыстная, политическая, неосторожная, экономическая, экологическая, организованная, профессиональная, рецидивная, а также преступность несовершеннолетних и военнослужащих.

Задачи криминологии на современном этапе. Задачи науки криминологии в значительной мере зависят от актуальных потребностей общества, которому наука служит. Можно выделить четыре группы задач.

Первая группа – аналитические (познавательные) задачи. В современном мире криминология – наука о причинах и закономерностях преступного поведения (не путать с криминалистикой, которая изучает способы раскрытия и расследования преступлений) – является важной и востребованной частью социальных наук. Кроме того, на основании криминологических данных меняются цены на рынке жилья, перестраивается молодежная политика и корректируются планы развития городов. Но для этого нужна такая криминология, которая соответствует современным требованиям и в первую очередь опирается на эмпирические данные. Подходы и методы советской и постсоветской криминологии остались на уровне 50-х гг. XX в. Отдельные прорывы – такие как школы академика Кудрявцева в Москве или профессора Гилинского в Ленинграде – не изменили общего положения этой науки. Она остается нелюбимой дочерью юриспруденции, а не передовой отраслью изучения человеческого поведения.

Между тем современная Россия – это рай для количественного криминолога. Сохранившаяся советская система учета преступлений и активности правоохранительных органов генерирует невероятные объемы однородной информации о преступлениях, их расследовании, наказаниях и поведении преступников. Информация такого объема и качества есть лишь в считанных странах мира, не сопоставимых с Россией по размеру.

По понятным причинам российские социальные и гуманитарные науки отстают от мирового уровня сильнее, чем науки естественные. В советское время был сильнее идеологический прессинг и серьезнее ограничения на доступ к зарубежной литературе. В целом в мире социально-гуманитарное знание привязано в страновому и языковому контексту, интернационализация в целом в этой сфере слабее, чем в естественных и точных науках. И здесь криминология может стать важнейшим драйвером роста отечественных социальных и гуманитарных наук, особенно в контексте их ориентации на большие объемы новых данных о человеческом поведении. Принято считать, что закономерности преступного поведения более или менее универсальны. В этом плане информация о том, как ведут себя, скажем, российские подростки, получившие уголовное наказание, в зависимости от того, каким именно было наказание, была бы интересна всем, кто думает о противодействии преступности, и не важно где – в Кейптауне или Мумбаи. Для российских ученых это уникальный шанс для выхода на международный рынок.

В основе уголовной политики должно лежать объективное эмпирическое знание о том, что происходит с преступностью, и в не меньшей степени о том, как на практике работает правоохранительная система. Получить ответы на эти вопросы невозможно без работы с современными методами количественного анализа – новой количественной криминологии.

Именно эти обстоятельства побудили Институт проблем правоприменения подготовить манифест новой количественной криминологии, показывающий, как и с какими данными можно работать, чтобы менять и отечественную уголовную политику, и место России в мировой науке.

Мы уже популяризовывали отдельные исследования, иллюстрирующие потенциал количественной криминологии. Они касались невозможности установить число убийств в РФ, а также анализа временных всплесков тяжкой преступности, приходящихся на праздники. Другой пример – влияние социальных характеристик людей на склонность к противоправному поведению, а также на приговор суда. Статистическое моделирование показывает, в частности, что владельцы более дорогих машин имеют большие шансы на условный срок или на примирение в суде, если их поведение на дороге стало причиной ДТП, повлекшего тяжкие последствия. Именно на фундаменте из таких кирпичиков должна строиться ответственная уголовная политика, и именно из отдельных исследований складывается научная картина мира.

Сегодня социальные науки переживают очередную революцию. Это революция данных. Информация, которую раньше приходилось с большим трудом извлекать из мира посредством выборочных опросов или интерпретации агрегированной государственной статистики, сегодня становится доступной в самом прямом и непосредственном виде.

Полвека назад мы могли сказать, предположим, что «вероятность рецидива у молодых людей выше». Но сейчас в России мы можем проследить индивидуальную траекторию и множество характеристик каждого осужденного и, например, рассказать, какой вклад в эту вероятность рецидива вносит возраст, какой – социальная среда, какой – специфика конкретного преступления. Причем не на уровне общих идей – «бедные чаще нарушают закон», – а на уровне определения точной роли конкретных факторов. Современные методы, пришедшие из экономики, позволяют даже работать с псевдоэкспериментальными моделями и не просто показывать статистические зависимости, но выявлять причинные связи между явлениями.

Да, в такой работе мы ограничены информацией о тех, кто попал в поле зрения правоохранительной системы. Да, эта информация собирается не идеальным образом. Но это все равно огромный шаг вперед. Именно анализ данных первичного учета станет основным занятием социальных ученых уже через 10 лет.

Криминологическими данными дело не заканчивается. Банки сегодня владеют уникальными массивами информации о финансовом поведении, а сети ритейла знают все о нашей потребительской активности. И те и другие постепенно учатся делиться этой информацией с исследователями так, чтобы не наносить ущерба своим коммерческим интересам и не компрометировать конкретных потребителей. То, что рассказали нам о природе человека социальные сети (имея в виду не теоретическую концепцию сетей, а конкретные технологические платформы), больше, чем мы узнали за предыдущие 100 лет.

Но именно с криминологии все могло бы начаться. Именно там данные собирает государство. Именно российское государство, как это ни странно, учится аккуратно и корректно предоставлять эти данные исследователям. Вот только тех, кто готов и умеет с этими данными работать, пока мало по сравнению с объемами информации, которая доступна обработке и осмыслению.

Так, М. Н. Гернет писал, что преступность всегда была лишь отражением состояния всего общественного уклада. Антропологическое направление уголовного права не нашло в России такого распространения, как на Западе. Из известных юристов, тяготеющих к антропологам – последователям Ломброзо, можно назвать Д. А. Дриля. В своей ранней работе, озаглавленной так же, как и основной труд Ломброзо «Преступный человек», Дриль писал: «Преступность возникает обыкновенно на почве болезненной порочности и исцеляется или медицинским лечением, или благоприятным изменением жизненной обстановки. Эта болезненно-порочная природа передается далее путем унаследования различных дефектов». В дальнейших работах Дриль все больший упор делал на социально-экономические причины, расходясь в самых существенных вопросах с антропологами. Криминологические изыскания в дореволюционной России оказывали влияние на практику государственного реагирования на преступность. В 1832 году был принят Устав о предупреждении преступлений, который в последующем трижды (в 1842, 1857 и 1900 годах) был существенно обновлен.

Большую роль в координации криминологических исследований, объединении усилий ученых страны в разработке теоретических положений и практических рекомендаций для улучшения борьбы с преступностью играют Криминологическая ассоциация и Союз криминалистов и криминологов. Значительный вклад в развитие криминологии внесли: С. Б. Алимов, С. П. Бузынова, В. Г. Демин, Г. И. Забрянский, М. Н. Зацепин, Л. В. Кондратюк, Ю. Г. Козлов, Н. П. Косоплечее, Н. П. Кондрашков, М. В. Королева, С. Ф. Милюков, В. В. Панкратов, Э. И. Петров, А. И. Рахманов, Г. М. Резник, В. А. Серебрякова, С. Л. Сибиряков, О. В. Старков, А. П. Сыров и другие научные сотрудники криминологических отделов Института государства и права РАН, Института проблем укрепления законности и правопорядка, НИИ МВД Российской Федерации и др.