Расшифровка фокус-группы



Скачать 240.5 Kb.
страница1/20
Дата30.07.2018
Размер240.5 Kb.
ТипДоклад
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20

19.08 доклад Леонтьева Д.А.

Муж. Невозможно в одном выступлении это изложить. Сегодня, как мне кажется, с учетом развития современных технологий – компьютерных, информационных, IT-технологий - это очень важно. Особенно переосмысление проблемы смысла. Тем более, мы с вами можем, в дальнейшем представив, как вчера нам рассказывал Петр Георгиевич Щедровицкий, осуществить такой методологический синтез, подступившись с различных позиций к проблеме смысла, попытаться определить для себя, что это такое, смысловое пространство и как мы можем в своей работе, в своих исследованиях его использовать.

Пару слов хотелось бы сказать и о нашем центре. Я из Пятигорского государственного лингвистического университета, и там мы занимаемся в центре по изучению философии знака, собственно, философией знака, философией знака применительно к виртуальному пространству, к информационным технологиям. И кое-какие наработки у нас существуют уже, с некоторыми из них хотелось бы вас сегодня познакомить.

Проблема смысла очень многогранна, безгранична, вчера об этом как раз говорилось. Судя по вопросам, которые из зала поступили Петру Георгиевичу, видно, что каждый специалист вкладывает что-то свое в проблему смысла. Тем не менее, какое-то общее пространство для коммуникации, общее пространство для диалога должно быть.

Начну с того, что проблема смысла очень тесно связана с проблемой языка. Ни для кого не секрет, особенно для философов, что язык в ХХ-ХХI веке – особое поле, особое пространство философствования, и без понимания языка и той роли, которую он играет в современной философии, в современной жизни, невозможно себе наметить контуры тех философских проблем, которые сейчас существуют. И сам по себе язык, это тоже, скорее, проблема. Одна из главных проблем философии ХХ века, и она остается таковой и поныне. Язык различно рассматривается различными исследователями: то в качестве инструмента, инструментальное понимание, в качестве медиальной среды коммуникации, человеческого опыта мира, хайдеггеровский «дом бытия», герменевтические, феноменологические позиции и подходы, я думаю, тоже хорошо вам известны. Единой здесь позиции нет.

Каким образом язык удерживает бытие? Каким образом он осуществляет номинацию, разметку основных бытийных пластов, это тоже довольно сложный вопрос. Потому что в настоящее время семиозис как таковой, процесс существования знаков очень сложен, включает в себя множество компонентов. Каким образом язык удерживает? Изоморфен он бытию, либо же он некая инстанция, которая стоит во внешней позиции по отношению к основным онтологическим позициям, это тоже еще вопрос.

И то, что касается смысла. Очень тесно связана проблема смысла с языком, все мы находимся в языковой среде. Тут и герменевтические идеи Гадамера, и других герменевтов (и Ликера, и т.д.), и современных. Сейчас герменевтика, как вы знаете, философская герменевтика очень тесные связи имеют с новейшей аналитикой. В частности, последний философский конгресс, проходивший в Греции, там как раз на секции философской герменевтики несколько докладов было, которые были посвящены проблеме усиления герменевтики. Поскольку традиционно считается, что это такая слабая концепция по сравнению, допустим, с воззрениями Хабермаса, прагматики там. И сейчас можно связи ее более тесные с новейшей аналитикой, по сути.

И здесь, безусловно, в языковой среде существует проблема смысла, хотя язык, опять-таки, он не только - язык и знак существуют в вербальной плоскости. Поскольку знак, наверное, выходит за пределы языковых трактовок. Особенно если язык мы понимаем и рассматриваем с учетом структуралистских позиций, постструктуралистских позиций, сосюрианской, в основном, парадигмы. И поэтому здесь множество трактовок проблемы смысла, тесно связанные с языковой проблематикой. В частности, вчера некоторые были предложены. Смысл трактуется как многообразие конфигураций означающего и означаемого, оставляя в стороне онтологический статус референта. В частности, это известные взгляды Умберто Эко на этот вопрос, здесь он придерживается структуралистской позиции, переосмысленной, понятное дело. Еще один из подходов к смыслу, в нем фиксируется, что смысл – некий бестелесный феномен, некий поверхностный эффект, который не сводится ни к положению вещей в мире, ни к языковым выражениям, который отражает те или иные события. Это известные воззрения Делеза, в частности, сформулированные в работе «Логика смысла». Он может выступать как конфигурация связей и отношений между элементами, ситуацией деятельности и коммуникации, которая создается или восстанавливается человеком, понимающим текст сообщения. Это определение Георгия Петровича Щедровицкого. Одно из. Вчера об этом более подробно рассказывал Петр Георгиевич, какие могут быть ситуации коммуникативные. Как раз он подчеркнул важность конструироваться смыслового пространства для того, чтобы специалисты различных областей могли найти точки соприкосновения и почерпнуть для себя что-то свое.

В любом случае, ориентируясь на эти представления о смысле и на те, которые вы можете предложить, каждый специалист, можно сказать, что при попытке определить топос смысла действительность в целом – если расширительный философский подход используем, - либо отдельные компоненты предстают в качестве текста. И смысл в данном случае является конфигурацией целого и части, некоторых онтологических целостней. Причем, смысл как дихотомия целого и части применительно к тексту любому, в текстуальной этой сфере. И второе, здесь, может быть, рассматривается конкретный человек – специалист или методолог в качестве составной части ситуации той или иной, коммуникации деятельности. То есть выход смысла уже в некоторую прагматическую область. И тоже следует сказать, что понимание знака как точки возникновения смысла тоже не стоит редуцировать только лишь к языковому знаку, так как знаковость пронизывает все сферы жизни и деятельности человека. Здесь, наверное, нет нужды среди методологов об этом говорить, о важности семиотической проблематики в методологическом мышлении. И вот особенно ярко семиотические эффекты проявляются в сфере современных информационных технологий. И анализ информационных технологий с позиции философии знака, в целом виртуальной реальности и мультимедийных технологий, он продуктивен, на мой взгляд, в том случае, если мы не будем замыкаться только на лингвистическом понимании знаков. И рассматривать процессы, происходящие в языке как эталонные схемы семиозиса. Это очень важно, на мой взгляд.

Можно здесь рассматривать другие версии семиотики. Наверное, вы знаете их, в частности, прагматистская концепция Пирса и ее различные вариации. Как известно, Пирс рассматривал в качестве знака достаточно широкий спектр явлений, все могло у него выступать знаком. И знак, он не обязательно имел бинарную структуру, характерную для структуралистских позиций. Скорее, для него знак был как смесь категорий, как некий спрэд, в котором проявляются различные феномены. И используя прагматистскую версию и различные применения мы можем рассматривать знак как некое сложное единство. Одним из главных свойств – указательность, возможность продуцировать интерпретантов. Наверное, тоже известный термин пирсовский. В разных работах он по-разному его трактовал, но, в общем, можно сказать, что интерпретант – это любая реакция на знак, любая человеческая реакция на знак. Отнюдь не только те, которые зафиксированы в языке с его конвенциональностью, с его нормативным устройством. В культуре как это все фиксируется и даже физиологические реакции на уровне того, что нам может понравиться или не понравиться тот или иной текст, мы можем испытать огорчение, какое-то удовольствие и широкий спектр эмоциональных реакций. И этот эффект знака очень важен. Особенно сейчас, в эпоху развития информационных технологий, и он, наверное, намечает даже какие-то онтологические позиции, позволяет выйти в онтологическую плоскость и показать, почему те или иные феномены нас настолько сильно затрагивают, и что происходит с нашим бытием в тех или иных ситуациях, с бытийственным статусом.

Будучи совокупностью сложной системы знаков, виртуальная реальность, создаваемая с помощью информационных технологий, приобретает черты реальности именно благодаря своей семиотической природе. То есть она сама по себе представляет совокупность знаков. Соответственно, если это совокупность знаков, то совокупность должна быть реакцией на эту семиотическую область. Вообще, для Пирса, коль скоро мы некоторые его семиотические представления используем, быть знаком для любого феномена равносильно обладать онтологическим статусом, равносильно быть вообще. Все, что угодно, может рассматриваться как знак, и это гарантия онтологии, онтологического статуса того или иного явления. Как, например, для Декарта была гарантией «я мыслю – следовательно, существую». Об этом я еще дальше скажу.

Вот рассмотрение семиотических проблем как онтологически ориентированных. Здесь очень важно. И при таком подходе если мы рассматриваем знак в этой расширительной трактовке, вся виртуальная реальность может пониматься в качестве сложного текста и системы знаков, многоуровневой системы, которая может быть понята. Здесь мы понимаем текст-реальность, используя берклианское понимание. Беркли реальность понимал как то, что может быть воспринято и понято. Если мы не понимаем чего-либо, то, наверное, это для нас не обладает статусом текста. Для нас это обладает просто информационным неким шумом. Если мы хоты бы на каком-то уровне понимаем то, с чем мы сталкиваемся, будь то текст в буквальном понимании, будь то какое-то смысловое пространство, некий нарратив культуры, некоторые даже ситуации коммуникации, деятельности, если мы понимаем ее составные части, то, наверное, она для нас выступает в качестве текста. Понимание текста в такой расширенной трактовке, оно связано со смыслом. То есть на различных уровнях мы можем этот текст воспринимать и конструировать свои смысловые линии. И здесь в качестве текста могут выступать не только традиционные вербальные тексты, но и любые феномены, которые могут быть поняты и истолкованы. И традиционная герменевтика философская, которая непосредственно не опирается на Беркли, все-таки, использует этот подход к миру в целом и к реальности как к тексту, как к чему-то, что может быть понято. Хотя, конечно, герменевтика одной из своих целей ставит то, что иногда процесс понимания текста в такой расширенной трактовке начинается с непонимания. В частности, вчера ситуация такая, наверное, сложилась. Те специалисты, которые не первый раз участвуют в Методологических школах, какие-то отдельные мыслительные ходы не совсем были ясны и понятны, в том числе и мне, хотя у нас в Пятигорске тоже есть методологи, последователи Георгия Петровича Щедровицкого. И эта ситуация нормальная. Непонимание как исходный пункт и такое условие выхода в смысловое пространство. Конечно, это тоже важно. И вернемся в виртуальной реальности. Виртуальную реальность, которая создается с помощью информационных технологий, она тоже рассматривается в качестве сложнейшего текста, многоуровневой системы знаков.

И здесь можно выделить следующие уровни, на которых развивается семиозис в рамках виртуального пространства. Первый, это текстуально-отсылочный уровень. Сюда можно отнести всю совокупность информации, которая представлена в традиционной текстовой форме, которая существует, однако, в кибер-пространстве. И здесь указательность, основное свойство знака в традиционной форме реализуется на уровне гипертекстовых ссылок. И здесь существует тот же самый ссылочный аппарат, те же самые принципы устройства, что и в обычной литературе, в реальном мире. и, наверное, наибольшая доля информации, которая содержится сейчас в киберпространстве и, мы знаем, в сети интернет, она именно в такой форме представлена. И здесь киберпространство просто предлагает более удобную форму для пользователей и для организации смысловых отсылок, фреймов, которые пронизывают человеческую культуру. Об этом очень хорошо сказано у Умберто Эко, каким образом система гипертекстовых ссылок существует в реальной культуре, не только в киберпространстве. В частности, Эко разбирает процессы эвристического моделирования. И здесь, что очень важно подчеркнуть, требуется очень большая семиотическая компетентность для того, чтобы реципиенту замкнуть на себя ответвление информационной сети, требуется семиотическая компетентность, требуется знание основных кодов культуры, основных текстов культуры в такой расширенной трактовке. И чем более компетентным оказываются пользователи, чем большим культурным багажом они обладают, тем они эффективней могут выстраивать эти связи и замыкать на себя ответвления информационной сети. И, соответственно, продуцировать, актуализировать различные тексты в кибер-пространстве.

Следующий уровень, мы его условно выделяем, фиксируем, это уровень перцептивно-семиотический. И данный уровень как раз связан с развитием мультимедийных технологий, значимость которых, безусловно, усиливается в повседневной жизни каждого из нас. И для взаимодействия с мультимедийными технологиями – не со всеми, но с подавляющим большинством – современному человеку требуется меньшая семиотическая компетентность, нежели на уровне, который мы условно обозначали как текстуально-отсылочный. Почему это происходит? Это более интересный вопрос. Возможно, в силу нарастания иконичности и преобладания знаков иконического типа. Как известно, знак иконического типа, мотивация основана на естественной связи означающей и означаемого, на естественном сходстве и в меньшей степени, может быть, связана с конвенциональностью. Хотя это тоже критикуется сейчас у того же Умберто Эко естественные иконические знаки тоже понимаются в рамках определенного культурного поля, в рамках определенных компетенций у человека. Если мы столкнемся, допустим, с теми или иными ритуалами колыбельной цивилизации, которые для нас совершенно непонятны, они не будут выступать для нас в качестве текста и не будут выступать в качестве иконических знаков, поскольку мы не знаем даже примерных культурных кодов, которые там зафиксированы. И здесь иконичность связана с использованием визуальных, аудиальных и тактильных технологий. Стремительное развитие сенсорных технологий и соответствующих эффектов мультимедийных технологий. И здесь же можно отнести разработку, распространение, внедрение интуитивно понятных интерфейсов, программных продуктов, развитие языков программирования, которые максимально приближены к языкам человеческого общения. Особенно сейчас это очень актуально, такие, ориентированные на человека интерфейсы практически, вы знаете, во многих программных продуктах и технологиях используются.

Почему это происходит? С одной стороны, понятно: желание достижения комфорта в ежедневной работе каждого человека необходимо. С другой стороны, это связано с такими глубинными процессами в современной жизни и философии, которая пытается ее переосмыслить. В частности, усиление эффектов проникновения эстетического, эстетизация сферы повседневности. Проникновение эстетического опыта, различных аспектов переживания, различных эмоциональных компонентов в жизнь современного человека. И здесь то, что касается развития информационных технологий, развития культуры, это очень тесно связано с развитием самой философии, в последнее время актуализируется. Специалисты по философии, наверное, об этом знают. Очень популярно сейчас направление новейшей эстетики, взгляды Вейша, Зейля, Гумбрихта, которые пытаются переосмыслить процесс восприятия окружающего мира, пытаются переосмыслить, чем является философская эстетика и говорят о том, что сейчас происходит возврат к эстетическим воззрениям периода романтики, даже еще более ранних моментов, и по-другому они переосмысляются. И очень важно сейчас, допустим, в эстетической критике воспринимать произведение как оно есть, в том плане, какие эффекты оно оказывает на нас, и какой эмоциональный фон задает, какие мы испытываем чувства при, допустим, посещении музея или при чтении произведения литературного. Может быть, в меньшей степени здесь играет роль критика. И попытка установления смыслов, которые закладывал автор. И здесь мы подходим к проблеме натурализации смысла.



Очень долгое время в философии, в литературной критике, в эстетике основная задача мыслителя понималась как поиск некого глубинного смысла, некого трансцендентального, лежащего по ту сторону реальности, ее некой трансцендентальной сущности, трансцендентального коррелята – различные трактовки можно говорить (и феноменологические, и кантианские, неокантианские и т.д.). То же самое касалось и литературы, всех практически феноменов культуры. Даже религиозные представления, по сути, строятся на таком трансцендентализме, на поиске неких глубинных оснований бытия, неких глубинных оснований реальности, которые лежат по ту сторону реальности, за ней, которые являются самым существенным. Тут даже можно упомянуть одного из родоначальников, это Платона с его эдейтизмом, идеями. И вся, в принципе, европейская культура, наверное, ориентирована на это. Как раз Гумбрихт пишет об этом в своих недавних работах. Истоки европейской культуры, нововременные феномены и современное. Он это связывает, в частности, с тем же Декартом, который все бытие поставил в зависимость, свел к мыслительным процессам, «я мыслю – следовательно, существую». То есть насколько мы присутствуем в мысли, настолько мы присутствуем в бытии. Гарант нашего онтологического существования наличного, это наша мысль. И, наверное, эта проблематика здесь тесто связана со смыслом. Если мы понимаем на уровне мысли свое существование, то мы конструируем некий смысл нашей наличности в реальности. И она является гарантией онтологии. То есть не наши чувства, не наши эмоции, не то, что мы контактируем с реальностью на уровне перцептивных моментов, на уровне перцептивных реакций. Это выходит на первый план. Хотя, конечно, мыслители не только такой подход развивали. В частности, тот же Аристотель говорил, что мы, в первую очередь, контактируем с бытием и присутствуем в бытие на уровне чувственном, а не только на уровне смысловом. И этот поворот, который получила европейская культура, смыслоцентристский такой вот и смысл как нечто бестелесное, как некий неуловимый феномен – как раз об этом вчера Петр Георгиевич говорил, что мы даже не можем, когда пытаемся определить этот топос смысла, нам очень сложно его схватить. Почему? Потому что он, вроде бы, присутствует везде, в любой сфере нашей жизни, в любой области теоретического знания, методология, но понять его, зафиксировать, онтологизировать, выложить в некоторую онтологическую плоскость, зафиксировать с помощью знаков и знаковых средств очень сложно. Может быть. Это связано с тем, что европейская культура, европейская философия, она смыслоцентрична в том понимании, что смысл понимается как нечто бестелесное, как некоторый коррелят реальности, который очень сложно понимать. И оставляет вопрос присутствия в бытии на уровне перцептивных моментов и понимания смысла, содержащего перцептивные компоненты на втором плане. И сейчас, мне кажется, происходит возврат. И многие коллеги об этом говорят, и на разные лады это в философии и в целом в гуманитарном знании эти процессы усиливаются. В частности, где? В философии, в социологии, вы знаете, сейчас очень популярно направления социологии, которые пытаются заново переосмыслить, что такое вещь и вещность. Виктор Семенович, если не ошибаюсь, Вахштайн этой проблематикой занимается, он будет выступать еще на методологической школе. Наверное, он об этом более подробно расскажет. То, что касается социологических воззрений, сейчас происходит поворот к анализу вещи в социальных структурах. Причем, вещь понимается здесь не как репрезентатор неких социальных процессов, как нечто второстепенное и подчиненное, а как нечто такое, что участвует благодаря своей материальности, благодаря своим физическим процессам в создании социальных смыслов.

Долгое время в социологии та же самая установка на поиск некого бестелесного смысла присутствовала. И вещность, материальный статус, материальные характеристики вещи отходили на второй план. В частности, вы здесь можете и марксизм вспомнить, и даже из относительно современных того же самого Бодрийяра. Если мы вспомним ранние работы, где он анализировал то, каким образом социальные процессы, социальная статика и динамика проявляется в обиходе западного общества… В частности, он великолепный критик буржуазного общества; обстановка в доме буржуазном, насколько она фиксирует стиль буржуазной жизни, статику, динамику уровней, насколько стремление изменить социальный статус проявляется, допустим, в том, каким автомобилем пользуется человек или какой мебелью и т.д. Опять-таки, здесь вещность находится в таком подчиненном состоянии и репрезентирует какие-то другие реальности – социальную реальность как первостепенную для социолога.

То же самое можем найти в работах Зимеля, мы знаете, где тоже вещь репрезентируется в социальность, некие социальные моменты. И другие тоже представления. А сейчас же усиливаются моменты, связанные с представленностью именно физических компонентов вещи в мире социальном. Сейчас автора точно вам не назову, посмотреть можно будет, если интересно. Например, рассмотрение хижины в деревне дикарей, как она используется – определенный жизненный цикл у нее существует, начиная с зарождения, сначала хижина выполняет роль дома для новобрачных, потом для вдовы, для каких – то хозяйственных нужд, для использования, чтобы содержать скот и т.д. И само по себе старение вещи, ее жизненный цикл, он отражает определенные социальные процессы. Причем, очень тесно они спаяны. Нельзя сказать, что хижина просто-напросто репрезентирует и остается на втором плане в плане понимания социальных процессов. Подобные моменты вы, наверное, тоже знаете, популярные сейчас у Бино Латура, социолога и философа. Он пытается акторно-сетевую модель развивать и рассуждать о том, насколько вещи в действительности тесно сплетены с социальными процессами. Известные его работы «Пастеризация Франции» о том, как вещи дают отпор, а нового времени не было и т.д. И он как раз тоже к этой проблематике обращается и говорит о том, что традиционное разделение по регионам, по временам - понятно, что я не точно воспроизвожу цитату, но примерный смысл пытаюсь до вас донести – с нововременного периода мы стали различать в культуре мир вещей, мир идей. Вернее, у него там по-другому: мир природы и мир культуры, эта дихотомия. Потом, вы знаете, она очень популярной философией стала, вплоть до современных постмодернистских идей. И оказывается, что современные проблемы человека, соверменные социальные ситуации, они носят характер комплексный очень, носит характер синтетических реальностей. Например, та же самая проблема СПИДа. Она ведь не только медицинская, она ведь проблема этическая, философская проблема. Гомосексуализма проблема, чего угодно. Или проблема озновых дыр, она не только экологическая. В ней существует компонент политический, собственно, экологический, биологический и т.д., компонент, связанный с экономикой, насколько государство может регулировать те отрасли, производящие вредные выбросы, влияющие на атмосферу. То есть мы живем в ситуации синтетических реальностей. Даже у него идея парламента вещей присутствовала, что почему-то вещи, их никогда не спрашивают. Мы с ними обращаемся иногда неуважительно, используем в тех или иных своих построениях или в технологических схемах, но у самих вещей, допустим, у стола, не спрашиваем, какой у него смысл и т.д. Это, конечно, маркирует усиление внимания, во-первых, к перцептивным факторам, к элементу природности, вещности – насколько она присутствует и должна присутствовать в бытии. И возврат к такому внимательному рассмотрению бытия и природы в непосредственной трактовки, может быть, даже в ситуации иконизма.

Почему это сегодня происходит, почему эти процессы существуют как в действительности, так и в теоретической области? С чем это связано? На наш взгляд, мы выделяем здесь феномен нехватки бытия или онтологическую недостаточность. Недостаточность в восприятии природы как она есть. Конечно, это довольно грубая формулировка, характеристика. Отношение вещи как к вещи. В частности, Хайдеггер об этом писал в своих поздних работах, в работе «Вещь», где он говорил о том, что наука оставляет вещность вещи в стороне, она пытается исследовать техницистскую сторону Логоса. Присутствие вещи в культуре в каких-то ситуациях коммуникации и в технологии, и т.д. оставляет вещь как она есть нетронутой. Философия должна прислушаться именно к голосу вещи, к ее природным позициям. Хотя это, опять-таки, сложно сделать, поскольку культура семиотична, пронизана различными кодами. По крайней мере, можно постараться это сделать. И сейчас актуализируется эта онтологическая недостаточность, нехватка в современном мире, которую испытывает современный человек. И несколько здесь она может иметь составляющих. Во-первых, это нехватка физического бытия. В частности, многие элементы человеческой культуры, создание и использование техники и технологии, они позволяют справиться с проблемой нехватки полноты физического бытия. Не все из нас обладают таким выдающимся и хорошим здоровьем, мы с вами не можем соперничать с многими животными в силе, ловкости и т.д. И техника позволяет создавать различные элементы, которые позволяют компенсировать нехватку физической составляющей бытия. И то же самое, похожий процесс в сфере информационных технологий здесь можно заметить. Почему мультимедийные технологии становятся популярными, с чего я начал? Почему бурное развитие получают сенсорные технологии? Что, нам не хватает кнопок, тех технологий, которые на старых базируются принципах? Возможно, это происходит из-за того, что мы утратили вкус к бытию аристотелевский, древнегреческий (может быть, и в других культурах это присутствует). Не хватает нам полноценного контакта с бытием – с физическим бытием, с историческим, даже с социальным бытием. Часто социально отчуждены мы с вами. И попытка заменить его смысловыми какими-то конструктами, уходящими в эту трансцендентальную область, о которой философы говорили, может быть, не всегда удовлетворяет современного человека. То есть он ищет природности, ищет полноценного контакта с бытием. Понятное дело, не всегда он его может находить – здесь мы можем вспомнить и проблематику отчуждения, и т.д., популярную в современной культуре.

Еще такой момент. Тесно связан с этим феноменом нехватки физического бытия, актуализируются феномены иконического присутствия человека в виртуальном мире. здесь мы можем вспомнить все виртуальные технологии. С одной стороны, мультимедийные технологии позволяют присутствовать человеку в виртуальном этом пространстве с неком аналогом человеческого тела, его чувства, основных характеристик и т.д. С другой стороны, мультимедийные технологии даже сейчас пытаются имитировать человеческое тело, физические какие-то характеристики и параметры для того, чтобы использовать в информационном… самый простой пример - тот же самый автоответчик или программные продукты, ориентированные на человека. Возможно, в будущем будут создаваться всевозможные голографические изображения, имитирующие, пытающие натурализовать человеческое тело и создать эффект присутствия человека. Может быть, это тоже в какой-то мере связано с онтологической недостаточностью. Это происходит путем воздействия специальных устройств на органы чувств, с помощью которых человек погружается в виртуальный нарратив, либо с помощью которых контактирует с теми или иными феноменами, создаваемыми виртуальным пространством. Пытаются они воспроизвести многие технологии, облик общающихся людей – тот же Skype вспомним, вот зачем, с другой стороны? Видеозвонок, если вдуматься в него, просто можно услышать голос человека? Нет, нам требуется видеть эмоции, лицо, особенно если любимый человек, близкие люди и т.д. Опять-таки, наверное, это связано с глубинными онтологическими нехватками у нас. И усиливается эффект присутствия человека в качестве собеседника.

Особенно отчетливо эти феномены, опять-таки, в мультимедийном поле проявляются. И мультимедийные технологии позволяют осуществить, когда это необходимо, этот контакт с реальностью, с элементами культуры. В принципе, элементы культуры, они ведь тоже, если их не воспринимать только на уровне смысловом, в старом понимании, на уровне смыло-событийных связей каких-то, они тоже будут обладать неполнотой. Предположим, можно прочитать десятки страниц о средневековом мече, но лучше, наверное, один раз увидеть его в музее, дотронуться, ощутить его вес, внешний вид посмотреть и т.д. И это будет, наверное, тоже очень важно. С этой проблематикой также связана проблема восприятия современного искусства. Да, в музеях. Как раз Гумбрихт об этом тоже пишет, что сейчас усиливается внимание к музеям, увеличивается посещение музеев. Не знаю, может быть, в США это действительно так, сложно здесь сказать, как это происходит в России, в Западной Европе, тут нужны социологические исследования. Почему это происходит? Возможно, тоже человек устал от смыслового отношения к действительности? Особенно не всегда у человека хватает на это времени, желания и т.д. С одной стороны, можно себе представить человека, изучающего античные древности, древнегреческие скульптуры, архитектуру и т.д., на это очень много времени потребуется, которого часто у современного человека нет. А он может сходить, допустим, не занимаясь этим, в музей акрополя в Афинах. Или же посетить его с помощью виртуальных технологий. Как раз первое видео, пожалуйста, запустите. Существует так называемый Google Art Project, один из проектов Google, который позволяет осуществлять виртуальное путешествие по музеям. Тут будет представлен музей акрополя. Кто был, знает, что все это действительно так, как есть. То есть можно здесь путешествовать по залам, приближать изображения, рассматривать с различных точек зрения те или иные элементы. То же самое в Лувре можно делать и другие крупнейшие музеи. В Мексике тоже очень хороший музей. Кстати, очень грамотно построенный в плане семиотического оформления пространства.



То есть информационные мультимедийные технологии позволяют нам, если у нас нет такой возможности, осуществить этот контакт полнокровный с тем или иным произведением искусства. На уровне даже физиологическом, в принципе, если хорошее оборудование будет и все остальное, можно испытать эффект эпифонии, эпифонического такого подъема, о котором в Лувре представители новейшей эстетики пишут. С одной стороны, прочитать о Парфеноне в книге, с другой стороны, возможно даже прикоснуться. И опять-таки, сенсорные технологии могут использоваться – прикосновение к тому или иному феномену, это же тоже очень важно. Мы пытаемся потрогать, пощупать, ощутить. Хотя, конечно, это в таком суррогатном, может быть, способе, тем не менее, наверное, это глубинные процессы современной культуры, современного общества затрагивает.

Это касалось нехватки физического бытия и даже культурного, если можно так выразиться. Также может человек сталкиваться с нехваткой исторического бытия. Мы с вами существами являемся физически историческими и во временном отношении ограниченными, мы с вами не можем стать современниками Жанны Д`Арк, Платона, Сократа и т.д. Возможно, поэтому мы изобрели и письменность, и все остальное, и смысловой выход к бытию, чтобы постараться восполнить эти онтологические пробелы. Тем не менее, человек интересуется историей, интересуется прошлыми эпохами. В различных сферах это может происходить и на различных уровнях. Сама по себе историческая наука – это и есть способности компенсировать, с одной стороны, ограниченность своего исторического бытия. Это очень сложно сделать. Особенно если мы вспомним подходы к этому того же Хайдеггера, который говорил, что человек – существо историчное и, находясь в какой-то конкретной историко-культурной ситуации, он пытается встать в некую метапозицию и посмотреть на себя со стороны. То самое Дазайн, здесь-бытие, оно обладает уникальными качествами – возможностью выхода в некую мета-позицию, возможностью фиксации через смысл своей ограниченности и в какой-то мере безграничности. Это очень сложно, но человек пытается это сделать. Возможно, только на смысловом уровне до недавнего времени. И сейчас, опять-таки, мультимедийные технологии тоже могут позволять частично справиться с нехваткой исторического бытия. В частности, о музеях мы уже здесь сказали, то есть возможность прикоснуться к прошлому чуть ли не в буквальном смысле. И реальный музей это может позволять, и виртуальный музей восполнить онтологическую историческую недостаточность. Также с этими проблемами пытаются справиться – не знаю, насколько это удается – современные компьютерные игры, которые построены на основе тех исторических событий, как исторический роман. Понятное дело, что в литературе тоже исторический роман, предположим, особым образом соотносит вымысел и историческую реальность. Но если в литературном произведении читатель часто выступает в роли пассивного реципиента, который наслаждается духом эпохи пресловутым, позволяя порой себе забыть, где вымысел, а где реальный исторический факт, то игрок может стать участником исторических событий. Хотя бы на перцептивном уровне. И, скажем, побродить по улочкам Венеции средневековой или же какого-то другого возрожденческого города. Средневековье, Возрождение – какой эпохой интересуется. И создатели современных компьютерных игр, они отчасти позволяют воссоздать средневековый уклад жизни или уклад жизни Нового времени, возрождения. В частности, ставшая уже культовой серия игр Assasin credo, где главный герой пытается воссоздать память своих предков и путешествует по различным эпохам, в частности, средневековье, возрождение, Новое время, пытаясь выполнять какие-то миссии. Понятно, что там идейное содержание гораздо шире этой игры, сюжета, об этом сейчас нет смысла говорить, но, наверное, то, что данная игра стала культовой и подобные ей очень популярны, продаются миллионными тиражами, свидетельствует о том, что, все-таки, та самая онтологическая недостаточность и нехватка исторического опыта, все-таки, присутствует. И она характерна не только для людей солидного возраста, но и для молодежи. В частности, для молодежи это создавалось.

В данной игре главный герой является потомком знаменитых ассасинов минувших эпох. Сюжет построен на противоборстве двух организаций – ассасинов и тамплиеров, которые согласно идее игры существуют по сей день и ведут противоборство. И с помощью специального компьютера и опираясь на информацию своего ДНК герой способен восстанавливать воспоминания своих предков и как бы проживать их жизни заново для того, чтобы установить местонахождение таинственного артефакта, дающего контроль над миром. Согласно идее игры это яблоко было принесено более развитыми цивилизациями на Землю, а потом они погибли в результате катастрофы. И вся история человечества развивается на обломках. Очень популярный такой сюжет, эксплуатирующий идею заговора и т.д. И здесь главный герой переживает воспоминания своих предков. Здесь много проблем философских поднимается, на самом деле. Не стоит так свысока оценивать современные компьютерные игры. В частности, проблема раздробленности человеческого Я, которая является одним из общих мест современной философии. И человеческое Я в современном мире, словно сознание протагониста игры, является раздробленным, с одной стороны. А с другой стороны, старающееся не допустить раздробленности и стянуть в единую точку все смысловые уровни своей идентичности. Здесь герой пытается справиться с самоустранением, со своей ролью ретранслятора информации в выполнении возвышенной цели. Сам по себе генетический код дробит целостность человеческого существа и утверждает идею серийности, серийного производства, повторяемости, о чем писал Жан Бодрийяр, анализируя произведение искусства современное и нововременное. И как бы код ДНК уничтожает целостность человеческого Дазайн, Здесь-бытие. И отражает невозможность обладания полнотой целостности своего бытия. И здесь человек сам может превращаться в дородианский знак или в символ своего отсутствия. Тут проблематика философская тоже присутствует и проблематика онтологической недостаточности безусловно, с одной стороны, на уровне идейного содержания, и с другой стороны, на уровне возможности прикоснуться, побродить по улочкам итальянских городов эпохи Возрождения.

Кроме того, заслуживает внимания феномен интерактивного кино, где кинематографический нарратив тесно связан с действиями зрителя – реципиента. Пожалуйста, следующее видео. Здесь соединены жанры кино и игры. Игрок своими действиями может влиять на исход нарратива кинематографического. В принципе, даже современные видеоигры некоторые тоже позволяют, несколько у них финалов, несколько концовок в зависимости от того, допустим, насколько персонаж, каким образом он ведет себя в течение игры. Если, допустим, он жадный, либо если он слишком жестокий, одна трактовка, если какие-то другие качества проявляются у него, другая может быть концовка. Опять-таки, здесь тесная связь с перцептивными факторами и попыткой удержания смысла. Кто интересуется, может посмотреть это в интернете, все это доступно, эта информация.

И здесь все, что я говорил, относится к семиотически перцептивному уровню. Это очень сложная проблематика. Где здесь заканчивается природа и начинается культура, где заканчивается онтологическая недостаточность и начинается ее попытка восполнения какими-то суррогатными способами, в частности, мультимедийными технологиями, наверное, поле для размышления. Здесь, конечно, дискуссионные вопросы.

Еще один уровень разворачивания семиозиса я хотел бы здесь затронуть, это прагматический уровень. Соответственно, на данном уровне выделяется наряду со знаком, текстом сам пользующийся знаками человек, такая социальная проблематика здесь актуализируется. И нужно сказать, что в киберпространстве традиционная субъектность тоже функционирует весьма специфическим образом. Большую роль сегодня играют сетевые технологии, в частности, сеть интернет. И становится возможной ситуация неограниченного сообщества коммуникантов. Хотя бы какие-то подступы к ней, по аналогии с Витгенштейновскими или пирсовскими воззрениями – неограниченное сообщество ученых и т.д., где все интерпретируют всех. Ситуация интернета делает возможным создание коммуникативно-герменевтической установки, некий коллективный субъект здесь существует. Хотя не всегда выполняются требования к этике коммуникации. Каждое выдвигаемое положение, высказывание не всегда проверяется должным образом. Это тоже важный момент. Дискуссии не всегда корректно ведутся и т.д. Не стоит считать, что современные информационные технологии представляют собой только положительные какие-то элементы и эффекты актуализируют. Вполне и отрицательные, негативные, когда каждый имеет право высказаться, не всегда высказывается истина или относительная истина и правда, не всегда это можно проверить все. Особенно научные и философские дискуссии, которые могут вестись в тех или иных сообществах. Хотя это очень, конечно, в плане создания коммуникативной обстановки важно, как раз об этом вчера говорил Петр Георгиевич, сама коммуникативная ситуация создает смыслы, создает подходы к решению тех или иных проблем, создает возможность развития знания. Это очень важно. Хотя здесь, опять-таки, нужно анализировать, что за коммуникативные сообщества присутствуют. То ли это Гегель, Гельдерлин и Шеллинг, которые знали друг друга очень хорошо и давно, о которых говорил вчера Петр Георгиевич, либо это анонимное некое сообщество коммуникантов в интернете. И невозможно установить личность часто, не всегда это и делается, невозможно и, наверное, не нужно это делать. Здесь, опять-таки, вопрос возникает. Да, способно ли такое коммуникативное сообщество быть продуктивным, такое обсуждение.

И прагматическое измерение семиозиса, безусловно, затрагивает различные области киберуниверсума и делает заметными положительные и отрицательные стороны. Влияние информационных технологий, киберпространство и мультимедийные технологии. К числу положительных, наверное, можно отнести мгновенный и очень быстрый обмен информацией и результатами исследований и размышлений. Это особенно важно для современной науки и философии. И для методологии, наверное, тоже это очень важно. Сложней поставить под контроль такие исследования, где мыслители, либо ученые связаны друг с другом, будучи в одной киберсреде, используя технологии в том числе и мультимедийные в организационном и даже политическом отношении. В меньшей степени, возможно, сказывается географическая, этническая, социальная составляющая работы ученых и мыслителей. Да и в целом общее представление различных социальных групп. Таким образом, киберпространство позволяет хотя бы отчасти осуществить то двойственное событие, понимание человека и тем самым его фиксации в бытии. Одновременно внутри и вне культурных и социальных обстоятельств. Как раз то, о чем писал Хайдеггер в «Периоде бытия и времени», одновременно внутри и во вне, рассуждая о Дазайн, а здесь бытие человека. Таким образом, здесь происходит удержание смысла в этой прагматической сфере как онтологической сущности – одновременно внутри и во вне.



И киберпространство, это своего рода среда общения, обмена коммуникациями даже в постмодернистском и герменевтическом смыслах. Эта среда позволяет сорганизовать и сопоставить людей как носителей ограниченного исторического и культурного бытия и поэтому имеет онтологический характер. Тот ник, сетевой образ, с которым человек выходит в сеть, он является его онтологической частью. Это представление тех качеств, умений, интересов, которые человек хотел бы зафиксировать в первую очередь. И данное явление, конечно, представляет собой феномен семиотический. В реальном мире тоже это происходит – субъект опирается на различные коды для позиционирования и последующей дешифровки. В реальном мире мы тоже этим занимаемся. Создавая свой имидж и как-то позиционируя себя. В киберпространстве это тоже можно сделать. Может быть, даже более эффективными способами. Более эффективно осуществить семиотическую замену, семиотическую трансформацию. И безусловно, что эти коды поведенческие, эстетические, онтологические, идентификационные, вместе с тем смысл как конфигурация пересечения различных кодов существуют и в реальном мире. Но в киберпространстве обладают рядом специфических особенностей. Эта фиксация различных онтологических пластов субъекта происходит через знак и смысл. И сами эти онтологические основы инициируются знаками. Например. В той ситуации, когда человек начинает отождествлять себя с персонажем компьютерной игры или примерять на себя различные особенности характера вымышленного персонажа. Происходит вторичная онтологизация, когда человек не просто вживается в роль персонажа, но пытается даже в жизни, в своем поведении использовать те или иные сконструированные автором особенности характера, каких-то поведенческих моментов, связанные с персонажем. Очень популярен, молодые знают, есть феномен касплэя, пришедший из японской культуры, когда люди, в частности, молодежь, пытаются воссоздать внешний облик любимых героев анимэ или компьютерных игр: создают костюмы определенные, устраивают фото-сессии, видео касплэй, пытаются вести себя определенным образом, сейчас имеют место различные касплэй-фестивали. В частности, мы тоже проводим такой в нашем Пятигорском лингвистическом университете ежегодный и стараемся участвовать вне страны. На мировой уровень пока еще мы не вышли, но тем не менее. Здесь происходит тоже очень интересный онтологический момент, когда человек пытается онтологизировать вымышленного персонажа, героя нарратива какого-либо: мультипликационного, игрового и т.д., и выложить его в реальную плоскость. Причем, здесь очень важный момент, что нужно попытаться передать характер персонажа, иначе. Если это не получится, он будет неузнаваем, сообщество не признает. Определенная должна быть обстановка, скажем, если человек пытается сделать героя средневекового рыцаря, то необходим замок или определенный антураж. Здесь, опять-таки, онтологические моменты очень явственны. Почему современному человеку это вдруг понадобилось? Значит, ему что-то не хватает в онтологическом плане, пытается он восполнить свою онтологическую недостаточность, перенося образы, даже формируя и деформируя себя образами нарративными такими, и их онтологизируя. То есть обратная онтологизация в прагматическом аспекте.

И стоит заметить, что выделенные три типа семиозиса и, соответственно, три уровня разворачивания смысла могут присутствовать в одном том или ином феномене информационных технологий. В частности, примером соприсутствия трех выделенных типов семиозиса являются социальные сети, которые бурно развиваются сейчас. И в них представлено большое количество информации, структурированной по текстуально-оценочному типу, по первому, о котором я сказал, это текстовое наполнение, различный контент и связанная с ней система гипертекстовых ссылок. Возможно, именно этот аспект привлекает ту часть пользователей, которые по тем или иным причинам не привыкли работать с мультимедийным контентом. Многие не любят это, не привыкли. Перцептивно-семиотический уровень тоже присутствует на них, в рамках социальных сетей. И одним из самых существенных моментов является развитие семиозиса, конечно, на прагматическом уровне, уровне использования знаков и текстов и детерминируемости ими самих социальных отношений. Здесь, конечно, это очень большая сфера исследований, здесь не замахиваюсь. Понятное дело, исследовать, каким образом функционирует субъектность в киберсреде, каким образом она изменяется, здесь нужно специальное социологическое и философское, и социально-философское исследование, поэтому это очень широкая сфера для исследований и дискуссий. Таким образом, современные информационные технологии являются особым пространством – и мультимедийные технологии, в частности, в которых смысл предстает в качестве сложнейшего системного явления, которое затрагивает различные пласты семиозиса. Смысл разворачивается на трех взаимосвязанных уровнях информационных технологий: текстуально-отсылочном, перцептивно-семиотическом и прагматическом. И переосмысление эффектов, которые создаются смыслом, позволяет добиться понимания как некого сложного явления, которое может существовать на различных онтологических уровнях и в нескольких семиотических регистрах, о чем я уже говорил. Таким образом, смысл и натурализация смысла, это его стремление особым образом представить те или иные приемы, сделать их подручными в хайдеггеровском смысле, доступными для контакта. Вместе с тем это попытка преодоления онтологической, исторической и физической недостаточности. Современные информационные технологии в общем и мультимедийные технологии, в частности, с одной стороны, маркируют данные философские проблемы и, наверное, насущные проблемы (не только они философские), и с другой стороны, пытаются восполнить фундаментальную нехватку полноценного контакта человека с реальностью во всех ее измерениях. Спасибо за внимание.




Каталог: projects
projects -> Ноу сош «Образовательный центр ОАО газпром» Энергетические напитки: бодрость взаймы
projects -> Прогнозно-аналитический центр
projects -> Программа коррекции избыточной массы тела Разработано ООО «Апифарм» инии лопинт продукты, входящие в состав Программы
projects -> Отзыв и рецензии на книгу «Оружие геноцида: самоубийство людей и его механизмы» Отзыв на книгу «Оружие геноцида: самоубийство людей и его механизмы», изданную московской Академией Управления в 2005 году
projects -> «Проблемы льготного обеспечения пациентов с сахарным диабетом в рамках импортозамещения»
projects -> Влаголюбивая растительность

Скачать 240.5 Kb.

Поделитесь с Вашими друзьями:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20




©zodomed.ru 2024


    Главная страница