О. И. Зазнаев сравнительный метод в изучении форм правления

“…Попытки оценить политические институты в одной стране в противоположность политическим институтам в другой стране есть метод анализа, который не может привести к продуктивным результатам” [1].

Гарольд Ласки

“Вы не можете быть учеными, если вы не сравниваете” [2].

Джеймс Коулман
Сравнение – обычная для человеческой деятельности процедура. С давних времен люди пытались понять и объяснить сходства и различия между собой и другими людьми. Как отмечено в литературе, “политическая наука берет свое начало с того момента, когда наблюдатель замечает, что другим народом управляют не так, как нами” [3]. Политические мыслители прошлого (Аристотель, Платон, Полибий, Цицерон, Фома Аквинский, Макиавелли, Монтескье, Токвиль, Конт, Спенсер, Гегель, Маркс, Милль и др.) регулярно или эпизодично прибегали к сравнению.

Что дает изучение форм правления в сравнительном аспекте? Во-первых, применение сравнительного метода имеет познавательное значение, поскольку позволяет собрать, систематизировать и обобщить огромный массив информации по разным странам, расширить познания о политике и ее различных аспектах, в том числе о формах правления. Например, у некоторых авторов мы встречаем неполный перечень полупрезидентских систем: так, М. Дюверже в работе 1980 г. относит к этой форме правления Веймарскую республику и шесть стран Западной Европы – Австрию, Ирландию, Исландию, Португалию, Финляндию и Францию [4]. Однако сравнительный анализ конституций и политической практики стран мира позволяет получить более полную картину: оказывается, что полупрезидентской формой правления охвачено 42 государства современного мира [5].

Каждая страна обладает своими уникальными особенностями, которые могут вызвать смещение в результатах исследования [6]. Если мы зададимся вопросом о взаимосвязи между президентской формой правления и стабильностью демократии и попытаемся ответить на него лишь на материале США, то придем к выводу о том, что американская форма правления обеспечивает такую стабильность. Однако США не могут служить типичным примером для данного случая. Президентская система этой страны и контекст ее функционирования уникальны и не дают пищи для таких обобщений. Напротив, значительное число компаративистов доказывает, что именно президентская система является источником “бед” – неустойчивости, конфликтности и краха молодой демократии [7]. Ученые, которые не занимаются систематически сравнением американского опыта с опытом других президентских режимов, не подозревают о тех трудностях, которые присущи системе, построенной на разделении властей, так как считают, что поскольку Конституция Соединенных Штатов “выжила под массовые аплодисменты два столетия, то она должна представлять для других стран модель для подражания в силу ее превосходства” [8].

Нельзя переоценить теоретико-методологическое значение сравнительного метода, позволяющего создавать понятия и всеобщие модели путем выявления сходств и различий между политическими явлениями. Приведу иллюстрации. М. Дюверже, опираясь на опыт нескольких стран, ввел в научный оборот, обосновал и развил понятие “полупрезидентская система”, которое, несмотря на критику, прижилось в политологии и юриспруденции. Другой пример связан с последней концептуальной новацией западной сравнительной политологии в области изучения форм правления – понятием “президенциализация”. Оно обозначает процесс, посредством которого режимы становятся более президентскими в своей реальной практике без изменения, как правило, их формальной структуры, т.е. формы правления [9].

Одна из признанных теорий форм правления в контексте демократии – это сравнительное исследование 46 стран в разные временные периоды, которое осуществили М.С. Шугарт и Дж. Кэри в начале 1990-х гг. Их книга “Президенты и ассамблеи: конституционный дизайн и электоральная динамика” [10] является одной из широко цитируемых работ и блестящим образцом компаративистики. Авторы сосредотачивают свое внимание на ключевых аспектах президентских демократий, среди которых выборы президента и законодательных собраний, формирование кабинетов, законодательные полномочия президента, воздействие избирательных систем на партийные системы. Каждая их этих тем связана с качеством функционирования демократии, ее судьбой, эффективностью и представительностью. Основной вопрос исследования Шугарта и Кэри – выживание демократии в условиях президентской, парламентской и иных форм правления. Авторы приходят к выводу о том, что критика президенциализма как системы, ведущей к краху демократии, распространяется не на все президентские страны, а только на те из них, которые имеют сильного президента [11]. Они не рекомендуют какую-то одну форму правления, которая больше всего отвечает функционированию демократии, а предлагают набор разных институциональных элементов и их комбинаций. Из книги Шугарта и Кэри новые демократии могут извлечь урок: выбор институтов прямо связан с вызовами демократической консолидации [12].

Нет сомнения в том, что процесс “строительства” теории на базе сравнительных исследований крайне сложен. Дело в том, что, с одной стороны, без теории нельзя провести сравнительное исследование, а, с другой стороны, без данных, полученных в результате такого анализа, нельзя создать теорию. К тому же существует целая серия проблем методологического и методического свойства, которые необходимо решать по ходу работы (об этих проблемах речь пойдет ниже).

Значимость сравнительного метода заключается также в создании и исправлении научных классификаций. Так, сравнение 32 промышленно развитых демократий за период после Второй мировой войны по настоящее время дало возможность А. Сайроффу по-новому сгруппировать парламентские системы [13]. Автор прибегает к широкому набору переменных и осуществляет их измерение. Им используется факторный анализ. Один фактор – это доминирование исполнительной власти над парламентом (он оценивается по 11 переменным). Другой фактор – т.н. “спаянный” (fused) парламентский режим – демонстрирует, насколько объединены или разъединены функции ассамблеи и правительства (здесь используется 6 переменных). В результате Сайроффом было выявлено три кластера парламентских систем (по сути, три разновидности): 1) система доминирования кабинета; 2) поляризованная система с центральной ролью фрагментированного парламента; 3) система “совместной диффузии власти парламента и кабинета в процессе принятия решений при работающем парламенте” [14], т.е., проще говоря, речь идет о сбалансированной власти с использованием согласительных процедур.

Сравнительный анализ позволяет не только создавать новые классификации, но и исправлять имеющиеся. Так, в литературе встречаются разные классификации форм правления с выделением разного числа типов – от двух (президентская и парламентская формы) до нескольких десятков. Причины такой разноголосицы, как мне кажется, кроются не столько в самом классифицируемом объекте (форме правления), хотя его сложность и многосоставность не вызывает сомнений, сколько в тех “ловушках”, в которые попадают исследователи, игнорирующие логические правила и процедуры: выбор несущественного критерия типологии, совпадение членов деления, “прыжок по лестнице абстракции”, несоразмерность деления, “концептные натяжки”, подмена логики классификации логикой градации. Чтобы создать новую типологию, свободную от присущих нынешним изъянов, необходима тщательная и кропотливая “работа над ошибками” [15]. Разумеется, решение этой задачи под силу только всему политологическому сообществу.

Сравнительный метод имеет эвристическое значение и позволяет верифицировать гипотезы и полученные знания. Проверка истинности концептов и теорий – необходимый элемент любого исследования. Поскольку при изучении форм правления требуется установить взаимосвязь между двумя и более факторами, то без эмпирического “тестирования” выдвигаемых в начале исследования гипотез обойтись нельзя. Так, последние пятнадцать лет компаративисты “бьются” над проверкой истинности тезиса Х. Линца о склонности президентской системы к авторитаризму [16]. Опубликовано большое число работ, в которых теоретическим или эмпирическим путем подтверждается или опровергается это предположение. Есть также работы, в которых утверждается об отсутствии какой-либо связи между формой правления и демократией. Несмотря на “вал” индивидуальных и групповых проектов по этой проблеме, тезис Линца о “пороках” президентской системы до сих пор остается под большим вопросом. Одна из последних работ, по сути опровергающих эту гипотезу, – это сравнительное исследование А. Дискина, Х. Дискиной и Р. Хазана “Почему демократии рушатся: причины демократического провала и успеха” [17], в котором изучаются 30 случаев коллапса демократии и 32 случая стабильной демократии. Авторы выделяют четыре группы переменных, влияющих на демократическую стабильность – институциональные (федерализм; президентская форма правления; пропорциональность; слабость конституции), социетальные (расколы; плохое функционирование экономики; неблагоприятная для демократии история), опосредованные (фрагментация; поляризация; нестабильность правительства) и внешние (иностранное участие). В работе выявляются связи между каждой из 11 переменных и демократией. Авторы приходят к следующим выводам: во-первых, комбинация нескольких переменных ведет к коллапсу демократии, а не одна какая-то одна переменная, т.е. президентская форма правления представляет опасность для демократии только при наличии других неблагоприятных факторов; во-вторых, президентская система не входит в число переменных, оказывающих серьезное воздействие на демократическую судьбу.

Сравнительные исследования позволяют преодолеть этноцентризм. Скажем, большинство людей в Западной Европе и Британском Содружестве полагают, что парламентская система так же естественна, как воздух, которым они дышат. Напротив, американцы твердо уверены в том, что нет ничего лучше, чем президентская система. Этноцентризм в научных исследованиях ведет, по словам Р. Роуза, либо к “ложной партикуляризации”, т.е. представлении об особой исключительности страны, либо к “ложному универсализму”, когда теориям, созданным исключительно на опыте одной страны, придается всеобщий характер без учета национального и исторического контекста [18]. Информация о других обществах позволяет не только интерпретировать новые явления, но и посмотреть на свою страну в новом свете. Как метко заметил Редьярд Киплинг,

“И Англии не знает тот,

Кто только Англию и знает” [19].

Сравнение имеет аксиологическое значение. Объекты исследования в той или иной стране оцениваются исходя из идеальных представлений, а отклонение от нормы дает толчок для дальнейших исследований политических феноменов. М. Доган и Д. Пеласси отмечают: “Исследователь, изучающий только одну страну, может интерпретировать как нормальное то, что на самом деле компаративисту представляется аномальным” [20]. Например, оценка российской формы правления с идеальной моделью полупрезидентской системы позволяет обнаружить не только ее специфику, но и “отклонение” в сторону президентской системы с сильным главой государства. Сравнение российской формы правления с формами правления стран СНГ дает возможность уловить сходство между ними, а именно – гипертрофированные полномочия президента и ослабленную роль парламента. Сравнительный анализ важен при оценке политических проектов, поскольку помогает понять преимущества и недостатки иных форм власти и, следовательно, точнее определить потенциальные плюсы и минусы реформы у себя дома [21].

Прикладное значение сравнительного метода неоспоримо. Учет чужого опыта позволяет принимать наиболее оптимальные и эффективные решения, избегать ошибок в конструировании политических институтов и создании формы правления. Конституционный инжиниринг предполагает заимствование лучших элементов других систем при условии их применимости и адаптации к конкретной стране. Чужой пример может быть заразительным. Например, сегодня можно говорить об общемировой тенденции усиления исполнительной власти во всех государствах, независимо от формы правления, что связано с рядом причин – глобализацией, международным терроризмом и прочими факторами.

Сравнительное изуче­ние дает возможность подражать ценному опыту зарубежных стран. “Однако, – справедливо подчеркивает М.Х. Фарукшин, – в реальной жизни всегда есть пределы допустимости тех или иных заимствований, пределы, которые устанавливают, говоря обобщенно, конкретно-исторические условия, в которых функцио­нирует общественная система” [22]. Правильно было констатировано в литературе: в России встречается немало случаев прямого копирования институтов и норм без оценки возможностей их “трансплантации и вживления” в российскую систему, например, механическая реализация принципа разделения властей на всех уровнях власти вплоть до местного самоуправления [23]. Авторы таких “трансплантаций”, по словам М.Х. Фарукшина, не учитывают “самую “малость”: указанные структуры, нормы и процессы формировались в течение длительного исторического периода, от­носятся к иному этапу социально-экономического развития и яв­ляются порождением совершенно иной политической культуры” [24]. Сравнительный подход позволяет избежать негативных последствий при “внедрении” форм правления и создании новых политических институтов, поскольку только путем сравнения особенностей функционирования и судьбы различных режимов, как стабильных, так и неустойчивых, исследователи могут добиться понимания проблем, присущих той или иной форме правления и того, как их можно было бы решить [25].

Наконец, следует указать на прогностическое значение сравнительного метода. Сравнительное исследование помогает предвидеть возможные результаты перехода к той или иной форме правления или введения каких-либо конституционно-правовых новаций, касающихся треугольника отношений “глава государства – правительство – парламент”. Допустим, внедрение ряда ограничителей на вотум недоверия правительству со стороны парламента (например, конструктивный вотум) позволяет обеспечить стабильность кабинета. Ратуя за сравнительный анализ последствий президентских систем и “новую” оценку американского опыта, Ф. Риггс отмечает, что “такой анализ поможет нам оценить состояние других президентских режимов, понять, почему президентское правление выжило в США, и что должны предпринять другие страны, если они стремятся к тому, чтобы их президентский строй оказался успешным. Я надеюсь также, что мы проявим большую осторожность в том, чтобы рекомендовать президентское устройство любой новой республике, нарождающейся сейчас после длительного периода однопартийного авторитаризма” (выделено автором – О.З.) [26].

Итак, сравнение является необходимым и полезным методом исследования форм правления и ее компонентов. Изучение президентской, парламентской, полупрезидентской и прочих систем невозможно без компаративного подхода, поскольку сам предмет исследования предполагает такой подход.

Сравнительный метод активно используется в политологии, поскольку здесь практически невозможно применить экспериментальный метод, являющейся одним из основных в естественных науках. Мы не можем “сказать правительству Индии: измените свою избирательную систему на пропорциональную, поскольку мы хотим увидеть, приведет ли это к увеличению числа партий в вашем парламенте” [29], или “попросить миссис Тэтчер уйти в отставку в 1983 году для того, чтобы мы могли выяснить, на самом ли деле другой лидер консервативной партии и премьер-министр, столкнувшийся с теми же самыми политическими и экономическими обстоятельствами, осуществлял бы менее радикальную политику, чем это делала Тэтчер” [30]. Однако у исследователей есть сравнительный метод для описания и объяснения различных сочетаний политических событий и институтов, существующих в различных обществах.

При проведении любого сравнительного исследования возникает целая серия проблем. В сравнительной политологии обстоятельно описаны эти проблемы, а также (что более ценно) способы их решения. Остановлюсь кратко на основных, на мой взгляд, трудностях методологического и методического свойства.

Проблема сравнимости. В идеале исследователь должен выбрать страны, которые были бы идентичны по всем аспектам, кроме одного, который он намерен изучить. Однако ясно, что на практике это неосуществимо, и приходится сравнивать страны, имеющие те или иные различия. Вопрос заключается в том, должны ли они быть похожими как можно больше друг на друга или, напротив, значительно отличаться? В компаративистике существуют два подхода на этот счет. Сторонники подхода наибольшего сходства полагают, что такое сравнение предполагает нейтрализацию отдельных различий между странами с тем, чтобы дать возможность лучше проанализировать другие [31]. Если отбираются только страны с минималь­ными культурными отклонениями, то, как справедливо считает М.Х. Фарукшин, это ошибочно, “поскольку противоречит существующей практике срав­нительных исследований, и явно ограничивает творческий потен­циал сравнения. […] Единственно приемлемой является другая пози­ция, признающая необходимость и полезность тотального сравне­ния” [32]. Поэтому имеет право на существование и другой подход – сравнение стран, которые максимально различаются между собой по факторам, наиболее значимым для задач исследования. Итак, при проведении сравнительных исследований используется как стратегия максимального сходства, так и стратегия максимального различия. Возможна комбинация двух стратегий: так, Д. Кольер изучает восемь латиноамериканских государств, которые при грубом приближении схожи между собой, а далее внутри этой группы выделяет пары стран с максимальными различиями [33].

Решение проблемы сравнимости в самом общем виде заключается в том, что явления можно сравнивать между собой при наличии хотя бы одного общего признака. Например, сравнение политических партий в США и Эфиопии возможно (но это не значит, что целесообразно) при условии, что существующие в Эфиопии организации подпадают под признаки политической партии. Нельзя сравнивать несравнимые явления, относящиеся к разным классам понятий, например, партии в одной стране с парламентскими фракциями в другой или президентскую систему с федерацией.

В политологической литературе выделяются следующие способы решения этой проблемы: во-первых, увеличение числа случаев за счет: а) времени, т.е. включение стран из разных исторических промежутков; б) простого добавления новых стран; в) добавления национальных субъединиц (территорий, субъектов федерации и пр.); во-вторых, стратегия “наибольшего сходства”, применяемая для того, чтобы сократить количество переменных в исследовании; в-третьих, сокращение количества переменных путем акцента на наиболее важных факторах, а также упрощение плана и намерений самого исследователя; в-четвертых, модель “экономии”, в частности использование теории рационального выбора [34].

Иногда сама политическая жизнь “помогает” исследователю в решении проблемы “слишком много переменных – слишком мало случаев”. Так, недавнее распространение демократизации в мире предоставляет новые возможности для установления связи между институциональным дизайном (в частности, формами правления) и качеством функционирования демократии, т.к. произошло существенное увеличение числа случаев успешной и безуспешной демократизации. Иной пример: до Второй мировой войны объектом исследования были устойчивые формы правления Северной Америки и Европы. Поскольку президентская система была представлена лишь одной страной – США, а остальные были парламентскими, то, как пишет Ф. Риггс, сравнительный анализ президентских стран “постепенно захирел”, и лишь после войны он подвергся радикальной переоценке в его основополагающих исходных посылках из-за включения в мировую систему более чем 100 новых государств третьего мира [35].

Проблема эквивалентности. “Постукивание пальцем по виску может иметь удивительные последствия, пишет один из авторов. – Если вы живете в Нидерландах, люди поймут этот жест как указание на ум и проницательность. В Испании и Франции, однако, он сигнализирует о тупости или безумстве. Наоборот, голландский жест для обозначения тупости или безумства – это постукивание пальцем по лбу, тогда как испанцы и французы понимают этот жест как указание на интеллект. Хотя западноевропейские культуры имеют много общего, эти жесты имеют противоположные значения в разных странах” [36]. Что касается политологических концептов, то их значение также существенно варьируется среди стран. Перед исследователем стоит вопрос: как пройти между Сциллой потери национальной или культурной достоверности и Харибдой кросс-культурной или кросс-национальной несравнимости [37]?

“Неотъемлемым условием корректного использования сравни­тельного метода, – пишет М.Х. Фарукшин, – является требование, чтобы проблема, которую ставит исследователь, поддавалась изучению в рамках различных культур. […] …каждое понятие, которое используется в сравнительном исследовании, должно иметь одинаковое содержание в контексте разных культур” [38]. Кроме того, используемые для сравнения индикаторы должны быть сравнимы, они долж­ны адекватно отражать исследовательскую проблему и связанные с нею понятия, по каж­дому из них необходимо иметь возможно более полную информацию [39].

Главная причина появления проблемы эквивалентности заключается в существовании различных контекстов политики, которые ведут либо к разному пониманию одинаковых терминов, либо к тому, что одно и тоже поведение может по-разному оцениваться в разных странах. Так, когда члены австралийской Палаты представителей голосуют против своей партии, то этот акт более значим, чем отход от партийной линии американского законодателя в менее дисциплинированном (с точки зрения партийной дисциплины) Конгрессе; а потому “трактовка этих актов поведения как эквивалентных была бы ошибкой” [40]. Сравнение парламентской системы в СССР (а формально это была парламентская система) и парламентской системы в Великобритании весьма проблематично, поскольку найти эквивалентную меру вряд ли удастся.

Один из способов решения проблемы эквивалентности – тщательное описание понятий, вдумчивое конструирование индикаторов, которые операционализируют эти понятия, внимательное приложение понятий к разным контекстам и осознание того, что любое понятие имеет ограничения в применении. Второй способ – фокус на небольшом количестве стран, позволяющем учесть все нюансы применения понятий и индикаторов. К нему “примыкает” третий способ – обращение к специалистам по отдельным странам или группе стран с тем, чтобы избежать ошибок в обобщении. Четвертый способ – поиск т.н. функционально эквивалентных институтов (выполняющих одинаковые роли в рамках политической системы), которые именуются по-разному (например, выборы, революции и военные перевороты, несмотря на большую степень их несхожести, могут рассматриваться как способы смещения правящей элиты) [41]. Эквивалентность можно соблюсти, если обращать внимание скорее на эквивалентность идей, а не слов, и если теснее связывать понятие с реальной, а не нормативной политической жизнью [42].

“Проблема Гэлтона” названа по имени президента Королевского антропологического института Великобритании, который в 1889 г. при обсуждении методологии кросс-культурного анализа высказал предположение о значительном влиянии на культуры внешнего фактора [44]. Наблюдения по каждой стране должны быть независимыми – гласит правило сравнительного и статистического исследования. Сравнивать случаи можно тогда, когда события в какой-то одной стране не находятся под влиянием событий в какой-то другой стране [45]. Однако на практике зависимость одних групп от других создает серьезные трудности: “мы, случается, усматриваем сильную причинную связь между двумя переменными… там, где в действительности ее не существует”, потому что одна из стран воздействует на другие [46]. Например, на выбор парламентской формы правления в странах Британского Содружества сильное влияние оказала Великобритания. Президентские системы в Латинской Америке были импортированы из США, а потому сравнение их с американской системой наталкивается на проблему Гэлтона.

Проблема ценностной нейтральности. Исследователь трактует концепты, отбирает переменные и параметры сравнения сообразно своим ценностным предпочтениям. Например, при определении “силы” президентов многие авторы делают акцент на формальных полномочиях главы государства, исходя из того, что в развитых странах демократии нет серьезного разрыва между законом и практикой. Однако неформальная составляющая в России и других посткоммунистических странах значительна, а потому измерение президентской власти исключительно формальным путем неоправданно. Решение проблемы ценностной нейтральности заключается, по мнению ряда авторов, на пути изменения отношения к истории и историческому методу (Бэйди), либо на пути внедрения в политические исследования новой методологической ориентации – научного реализма (Лэйн) [53].

1. Исследование единичного случая (case-study). Яркий пример такого исследования – работа “Демократия в Америке”, о которой ее автор – Алексис де Токвиль – сказал так: “Хотя в своей книге я крайне редко говорил о Франции, я не написал ни страницы, не имея ее, так сказать, перед глазами” [56]. А. Лейпхарт разграничивает следующие виды изучения случая: 1) объяснительные исследования случая, когда используется существующая теория для разъяснения конкретного кейса; 2) исследования случая для генерирования гипотез; 3) исследования случая для постановки вопросов или проверки теории; 4) исследования случая для закрепления теории; 5) исследования отклоняющегося случая [57].

Изучение отдельного случая является сравнительным, если данные по одной стране фигурируют в широком сравнительном контексте, выявление которого не рассматривается как самостоятельная исследовательская задача [58], и в таком исследовании либо используется или оценивается полезность понятий, выработанных применительно к другим случаям (другой стране, по отношению к другим объектам в этой же стране или в той же самой стране, но в другое время), либо проверяется некоторая общая теория или гипотеза, либо создаются концепты, которые будут использоваться где-нибудь в другом месте или гипотезы, которые будут проверяться где-либо еще [59].

Скажем, понятие “полупрезидентская система” появилось в трудах М. Дюверже вследствие тщательного изучения французской Пятой республики, и лишь затем классик французской политологии попробовал наложить его на другие страны (Австрия, Финляндия и др.). Ф. Риггс прибегает к сравнительно ориентированному изучению случая США с целью ответа на вопрос, почему президентская система этой страны в отличие от президентских систем в других странах сохраняла свою стабильность и высокую жизнеспособность на протяжении более 200 лет [60]. Компаративисты часто высказывали мнение, что уникальные особенности правления в США связаны с факторами специфического контекста страны (т.е. ее географии, истории, культуры, экономики, социальной структуры и т.д.), а не с институциональной организацией [61]. Объяснение Риггса строится на том, что в Соединенных Штатах имеют место т.н. “пара-конституционные практики” – правила, не прописанные конституцией или прописанные там схематично, но существенно дополняющие и главное – сохраняющие президентский строй (федерализм, мажоритарная система относительного большинства, право неучастия в голосовании, лоббизм, ротация, капитализм и др.). Как подчеркивает Риггс, два вида сравнений помогают приоткрыть завесу над пара-конституционными чертами американской конституции: 1) исследование случаев стран, в которых отсутствие пара-конституционных норм приводит к коллапсу президентской системы; 2) сравнение с парламентскими системами, которое позволяет выявить то, что заставляет их работать лучше президентских систем: сначала обнаруживаются некоторые основные “ловушки” президентских режимов, а потом они контрастно сравниваются с пара-конституционными чертами, позволяющими выжить системе в США [62].

2. Бинарное сравнение часто используется в исследовании форм правления. Поскольку наиболее широкое распространение в политической науке получили две бинарные классификации государств (монархии и республики; президентские и парламентские), то выбор двух кейсов для сравнения оказывается оправданным. Чаще всего сравниваются между собой (попарно) Великобритания и США, США и Канада, Великобритания и Франция, Франция и Италия. Что касается полупрезидентских систем, то имеются бинарные компаративисткие исследования России и Веймарской Германии [63], Франции и Веймарской Германии [64], Франции и Польши [65], Франции и Финляндии. Бинарное сравнение в силу его относительной простоты и низкой трудоемкости привлекает внимание некоторых соискателей научных степеней как в России, так и за рубежом [66].

3. Региональное сравнение (area study) – это сравнение группы стран определенного региона (страны Западной Европы, скандинавские страны, Латинская Америка, Восточная Европа и т.д.). Исследователями подчеркивается плодотворность подобного исследования, так как оно позволяет решить ряд проблем сравнения (сравнимость, эквивалентность), поскольку страны избраны в силу похожести их экономических, культурных, политических и т.д. характеристик [67]. Объектами пристального научного интереса являются президентские системы стран Латинской Америки; формы правления стран Восточной и Центральной Европы, парламентские системы Западной Европы, формы правления стран СНГ. По сравнению с двумя предыдущими видами сравнения региональное сравнения предусматривает большее количество кейсов, а, значит, оно менее детально и более универсально. Так, М.П. Джонс проводит сравнение функционирования 16 президентских демократий в Латинской Америке [68]. Он ограничивает количество стран государствами, схожими между собой не только по географическому положению, но и по таким факторам, как религия, колониальная история и культура, так как, по его мнению, это предоставляет исследователю большую возможность для проведения “информационно насыщенного контекстуального анализа” [69]. Цель автора – проверить гипотезу о том, что успешное функционирование президентских демократий зависит от степени, в соответствие с которой избирательная система продуцирует поддержку президента со стороны парламента. Джонс приходит к выводу о том, что низкая поддержка президента в легислатуре имеет негативное воздействие на функционирование демократии и снижает ее выживаемость.

Другой пример регионального сравнения – книга под ред. Р. Илджи “Полупрезиденциализм в Европе” [70], которая представляет первое сравнительное исследование 12 европейских полупрезидентских стран (Австрия, Финляндия, Франция, Исландия, Ирландия, Болгария, Литва, Польша, Румыния, Россия, Словения, Украина). Как пишет редактор, “именно разнообразие [форм полупрезидентских систем] должно привлечь внимание политолога. Полупрезиденциализм предоставляет прекрасную возможность ответить на интересующий всех вопрос о том, почему политические системы функционируют так, как они функционируют, и исследовать связь между отдельными конституционными положениями и разными формами политической практики” [71]. Основная проблема книги заключается в том, чтобы выяснить, почему страны, имеющие одну и ту же базовую институциональную структуру, функционируют на практике так непохоже [72]. Ответ дается в конце работы: диверсификация полупрезидентских стран может быть объяснена только путем обращения к широкому разнообразию факторов – контексту создания режима, конституционным полномочиям акторов, политике партий, личностному фактору и др. [73] Надо отметить, что большая часть книги посвящена исследованию конкретных случаев полупрезидентской системы в европейских странах с небольшими обобщениями и незначительным сравнительным аспектом. Тем не менее, эта работа является пока единственным систематическим компаративистским исследованием полупрезиденциализма в Европе.

4. Глобальное сравнение получило свое развитие с 1960-х гг., когда распространилось применение количественных подходов, появились банки данных по социально-экономической и политической информации, которые стали храниться и обрабатываться на компьютере. В дальнейшем интерес к таким исследованиям упал, поскольку упор был сделан на качественные методы и глубокий анализ групп случаев. Примером глобального сравнения является недавнее исследование А. Сайроффа, которое охватывает все электоральные демократии мира, имеющие должность президента [74]. Поскольку роль президента варьируется в президентских, парламентских, полупрезидентских системах и внутри каждой из них, то небезынтересно оценить “силу” этого института, что и делает компаративист из Канады. По 9 переменным измеряется власть президента [75]. Приведу несколько примеров индекса президентской власти по странам: Аргентина (1994 – н.в.) – 8 баллов; Россия (1993 – н.в.) – 7 баллов; Армения (1995 – н.в.) – 6 баллов; Румыния (1996 – н.в.) – 5 баллов; Южная Африка (1994 – н.в.) – 4 балла; Болгария (1991 – н.в.) – 3 балла; Швейцария (1848 – н.в.) – 1 балл. Полученные данные становятся для автора подспорьем в создании небесспорной, но любопытной классификации форм правления: президентские системы; парламентские системы с доминированием президента; парламентские системы с поправкой на президента (parliamentary systems with a presidential corrective), парламентские системы с президентом – номинальным главой государства; парламентские системы с монархом – номинальным главой государства [76].

5. Кросс-темпоральные сравнения, т.е. сравнение в разные временные промежутки, распадается на два вида – синхроническое и асинхроническое. Синхроническое сравнение предусматривает сравнение одной страны в разное время. Примером является работа российского исследователя П.В. Панова [77], в которой он поставил задачу провести кросс-темпоральный сравнительный анализ российских институциональных трансформаций, используя неоинституциональный подход. Другой вид кросс-темпорального сравнения – асинхроническое сравнение – сравнение разных стран в различное историческое время. Ярким примером является новейшая работа С. Скеч “Заимствование конституционных конструкций: конституционное право в Веймарской Германии и французской Пятой республике” [78]. Эта книга – первое сравнительно-историческое исследование двух наиболее значительных полупрезидентских систем XX века – Веймарской Германии (1919-1933 гг.) и французской Пятой республики (1958-2002 гг.). Выбор этих двух кейсов не случаен. Веймарская Германия была первым историческим экспериментом полупрезидентской системы. По свидетельству Скеч, недавно созданные полупрезидентские демократии имеют больше общего именно с Веймарской Германией, а не с Францией. Опыт донацисткой Германии может оказаться полезным и заслуживающим внимания со стороны политических “инженеров”, “конструирующих” новые формы правления в переходных обществах. Не менее ценен опыт Франции, и его сравнение с Веймарской Германией позволило автору выразить скептический взгляд на французскую модель, несмотря на ее высокое влияние в мире. Как любопытно пишет Скеч во введении своей книги, 14 лет истории Германии и 44 года истории Франции подпадают под ту или иную разновидность полупрезидентской системы, что в совокупности составляет 58 лет – вполне достаточный срок для проведения сравнительного анализа и формулирования выводов общего плана.

Выбор того или иного вида сравнения (стратегии сравнительного исследования) зависит от решения дилеммы между уровнем абстрагирования и диапазоном выбранных стран [79]. Чем большее число стран включается в исследование, тем выше уровень абстрагирования, и, напротив, если упор сделан на одну или несколько стран, то уровень абстрагирования ниже. Например, сравнение множества стран позволяет использовать такие понятия, как президентская, парламентская и полупрезидентская системы. Сравнение стран Латинской Америки требует остановиться на более конкретном понятии президентской системы, так как все страны этого региона являются президентскими. Наконец, возможна дальнейшая детализация понятия президенциализма с тем, чтобы учесть нюансы отдельной страны, такой, например, как США [80].

***

Сравнительный метод исследования не является самым лучшим среди веера научных методов. Во-первых, он “проигрывает” по целому ряду показателей таким методам, как экспериментальный и статистический. Во-вторых, он обладает недостатками, связанными с самой природой этого метода (выявление тождества и различий) – чрезмерное установление различий, неполнота обобщений (хотя теория требует универсальности), отсутствие сравнимых случаев (все явления неповторимы и уникальны) [81]. В-третьих, он создает целую массу проблем для исследователя – сравнимости, нехватки кейсов и избытка переменных, эквивалентности, отбора случаев и индикаторов и др. В-четвертых, он требует соблюдения ряда требований и правил, относящихся к методике и процедуре исследования. Однако достоинства сравнительного метода многократно “перевешивают” его недостатки. Благодаря этому методу можно познать мир политики, объяснить его с помощью понятий и теорий, сделать смелые предположения, подтвердить или опровергнуть гипотезы, оценить происходящее в своей стране и за рубежом, лучше понять содержание политических институтов и процессов в разных странах, адекватно использовать позитивный иностранный опыт, предостеречь от ошибок в политике и предвидеть будущее. Все “плюсы” компаративистики распространяются и на изучение форм правления государств. Поскольку ученые заинтересованы в создании и проверке универсальных и независящих от государственных границ теорий президентской, парламентской, полупрезидентской и иных систем организации власти, то без сравнительного метода добиться этой цели нельзя. Сравнение выступает мощным орудием анализа форм правления.

2. Цит по: Hague R., Harrop M. and Breslin S. Comparative Government and Politics: An Introduction. – 3rd ed. – Hampshire and London: Macmillan, 1992. – P. 23.

3. Цит по: Hague R., Harrop M. and Breslin S. Comparative Government and Politics: An Introduction. – 4th ed. – Houndmills, Basingstoke, Hampshire and London: The Macmillan Press, 1998. – P. 272.

4. См.: Duverger M. A New Political System Model: Semi-Presidential Government // European Journal of Political Research. – 1980. – Vol. 8. – P. 179.

5. См.: Elgie R. (ed.) Semi-Presidentialism in Europe. – Oxford: Oxford University Press, 1999. – P. 14.

6. См.: Бари Д.Л. Поверх границ: практика сравнительных исследований // Мангейм Д., Рич Р. Политология. Методы исследования.  – М.: “Весь мир”, 1997. – С.329.

7. См., например: Linz J. The Perils of Presidentialism // Journal of Democracy. – 1990. – Vol. 1. – № 1; Mainwaring S. Presidentialism in Latin America // Latin American Research Review. – 1990. – Vol. 25. – № 1; Stepan A. and Skach C. Presidentialism and Parliamentarism in Comparative Perspective // Linz J. and Valenzuela A. (eds.) The Failure of Presidential Democracy. – Baltimore and London: The Johns Hopkins UP, 1994; Przeworski A., Alvarez M., Cheibub J.A. and Limongi F. What Makes Democracies Endure? // Journal of Democracy. – 1996. – Vol. 7. – № 1.

8. Riggs F. Presidentialism versus Parliamentarism: Implications for Representativeness and Legitimacy // International Political Science Review. – 1997. – Vol. 18. – № 3. – P. 274-275.

9. См.: Poguntke T. and Webb P. (eds) The Presidentialization of Politics: A Comparative Study of Modern Democracies. – Oxford: Oxford University Press, 2005. – P.1.

10. См.: Shugart M.S. and Carey J.M. Presidents and Assemblies: Constitutional Design and Electoral Dynamics. – Cambridge: Cambridge University Press, 1992.

11. См.: ibid. – P. 165.

12. См.: Landman T. Issues and Methods in Comparative Politics: An Introduction. – 2nd ed. – London and New York: Routledge, 2003. – P. 186.

13. См.: Siaroff A. Varieties of Parliamentarism in the Advanced Industrial Democracies // International Political Science Review. – 2003. – Vol. 24. – № 4. – P. 445-464.

14. См.: ibid. – P. 445, 459.

15. См. о типичных классификационных ошибках: Зазнаев О.И. Типология форм правления: работа над ошибками // Полис. – 2006. – № 1. – С. 92-103.

16. См.: Linz J. The Perils of Presidentialism…

17. См.: Diskin A., Diskin H. and Hazan R.Y. Why Democracies Collapse: The Reasons for Democratic Failure and Success // International Political Science Review. –2005. – Vol. 26. – № 3. – P. 291-309.

18. См.: Rose R. Comparing Forms of Government Analysis // Political Studies. –1991. – Vol. 39. – P. 174.

19. Цит по: Алмонд Г., Пауэлл Дж., Стром К., Далтон Р. Сравнительная политология сегодня: Мировой обзор: Учебное пособие. – М.: Аспект Пресс, 2002. – С. 461.

20. Доган М., Пеласси Д. Сравнительная политическая социология. – М.: Соц.-полит. журн., 1994. – С. 19.

21. См.: Бари Д.Л. Указ. соч. – С. 331-332.

22. Фарукшин М.Х. Сравнительная политология и сравнительный метод // Методологические проблемы политической науки. – Казань, 1996. – С. 9.

23. См.: Тихомиров Ю.А. Курс сравнительного правоведения. – М.: Издательство НОРМА, 1996. – С. 55.

24. Фарукшин М.Х. Указ. соч. – С. 9.

25. См.: Риггс Ф. Сравнительная оценка президентской формы правления // Сравнительная социология. Избранные переводы. – М.: Academia, 1995. – С. 99-156. – С. 152.

26. Там же. – С. 153.

27. Ильин М.В. Сравнительная политология: научная компаративистика в системе политического знания // Полис. – 2001. – № 4. – С. 164.

28. См.: там же.

29. Hague R., Harrop M. and Breslin S. Comparative Government and Politics: An Introduction. – 3rd ed. – P. 23.

30. March D. and Stoker G. (eds.) Theory and Methods in Political Science. – Houndmills, Basingstoke, Hampshire; London and New York: Macmillan Press and St.Martin’s Press, 1995. – P. 174.

31. См.: Доган М., Пеласси Д. Указ. соч. – С. 185.

32. Фарукшин М.Х. Указ. соч. – С. 14-15.

33. См.: Collier D. The Comparative Method // Finifter A. (ed.) Political Science: The State of the Discipline. – Washington, DC: American Political Science Association, 1993. – P. 112.

34. См.: March D. and Stoker G. (eds.) Op. cit. – P. 181.

35. См.: Риггс Ф. Сравнительная оценка президентской формы правления…– С. 100.

36. Deth J.W. van. (ed.) Comparative Politics: The Problem of Equivalence. – London and New York: Routledge, 1998. – P. 1.

37. См.: ibid. – P. 2.

38. Фарукшин М.Х. Указ. соч. – С. 15-16.

39. См.: там же. – С. 16.

40. Hague R., Harrop M. and Breslin S. Op. cit. – 4th ed.– P. 274.

41. См.: ibid.

42. См.: Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. Учебник. – М.: РОССПЭН, 2002. – С. 50.

43. См.: Landman T. Op. cit. – P. 50.

44. См.: Сморгунов Л.В. Указ. соч. – С. 53.

45. См.: Бари Д.Л. Указ. соч. – С. 345.

46. Там же. – С. 346.

47. См.: там же.

48. См.: там же.

49. См.: Рейджин Ч. Новые ориентиры // Сравнительная социология. Избранные переводы. – М.: Academia, 1995. – С. 93.

50. См.: Сморгунов Л.В. Указ. соч. – С. 54.

51. См.: там же. – С. 55.

52. Ильин М.В. Основные методологические проблемы сравнительной политологии // Полис. – 2001. – № 6. – С. 140-143. – С. 148.

53. См.: Сморгунов Л.В. Указ. соч. – С. 56-57.

54. См.: там же. – С. 57.

55. Ильин М.В. Основные методологические проблемы… – С. 147.

56. Цит по: Алмонд Г. и др. Указ. соч. – С. 69.

57. См.: Lijphart A. Comparative Politics and the Comparative Method // American Political Science Review. – 1971. – Vol. 65. – P. 691-693.

58. См.: Голосов Г.В. Сравнительная политология: Учебник. – 3-е изд., перераб. и доп. – Санкт-Петербург: Изд-во Европ. ун-та в С.-Петербурге, 2001. – С. 42.

59. См.: Hague R., Harrop M. and Breslin S. Op. cit. – 4th ed. – P. 277.

60. См., например: Riggs F. W. The Survival of Presidentialism in America: Para-constitutional Practices // International Political Science Review. – 1988. – Vol. 9. – № 4. – P. 247-278.

61. См.: Риггс Ф. Сравнительная оценка президентской формы правления… – С. 100.

62. См.: Riggs F. W. The Survival of Presidentialism in America… – P. 251.

63. См.: Hanson S.E. and Kopstein J.S. The Weimar/Russia Comparison // Post-Soviet Affairs. – 1997. – Vol. 13. – № 3.

64. См.: Skach C. Borrowing Constitutional Designs: Constitutional Law in Weimar Germany and the French Fifth Republic. – Princeton, NJ: Princeton University Press, 2006.

65. См.: Stepan A., Suleiman E. N. The French Fifth Republic: A Model for Import?: Reflections on Poland and Brazil // Politics, society and democracy: Comparative studies / Eds. H. E. Chebabi, A. Stepan. – Boulder: Westview Press, 1995. – P. 393-414.

66. См., например: Protsyk O. Do Institutions Matter? Semi-Presidentialism in Ukraine and France. MA thesis. Central European University. – Budapest, 1995.

67. См.: Сморгунов Л.В. Указ. соч. – С. 58-59.

68. См.: Jones M.P. Electoral Laws and the Survival of Presidential Democracies. – Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press, 1995.

69. См.: ibid. – P. 65.

70. См.: Elgie R. (ed.) Op. cit.

71. Ibid. – P. V.

72. См.: ibid. – P. 20.

73. См.: ibid. – P. 295.

74. См.: Siaroff P. Comparative Presidencies: The Inadequacy of the Presidential, Semi-Presidential and Parliamentary Distinction // European Journal of Political Research. – 2003. – Vol. 42.

75. См.: ibid. – P. 303-305.

76. См.: ibid. – P. 309.

77. См.: Панов П.В. Трансформации политических институтов в России: Кросстемпоральный сравнительный анализ // Полис. – 2002. – № 6.

78. См.: Skach C. Op. cit.

79. См.: Landman T. Op. cit. – P.24.

80. См.: ibid. – P. 24-25.